Хотел я что-то ему ответить, да только вздохнул. И без того притягивали меня огоньки свечей, кружились перед глазами, воздух сделался густым, точно варенье, я изо всех сил выдохнул его, а новый вдох сделал уже в трактире.

Сидел я на полу, моими же руками до блеска надраенном, в нижней зале. Только сейчас посетителей не было, поскольку стояла ночь… и даже не так, уже, если приглядеться, в окошке намечался рассвет. А тут горели факелы, и пламя их, тёмно-рыжее, металось, будто от ветра – хотя никакого ветра тут и быть не могло, наглухо ведь закрыто окошко. И в этом неверном, мятущемся свете матушкино лицо всё время менялось. То ложились на него тени, то отступали. Казалось оно живым, но странная то была жизнь.

Я знал, что на погосте уже могила вырыта, и завтра… вернее, уже сегодня…. Это сейчас я могу уцепиться за холодную её руку, могу смотреть в лицо, чтобы запомнить… а скоро уже ничего тут от неё не останется. Из разговоров слуг – новых, нанятых дядюшкой Химараем – я знал, что всю одежду её, как предписано благочестивым обычаем, раздадут на городском базаре нищим. А бусы из жемчуга, золотое колечко, яшмовая брошка – всё это прибрал бережливый дядюшка, и вовек мне их не увидеть. И ещё я знал, что комнату, в которой она эти месяцы умирала, отдадут новым служанкам, Хигайи и Бусихало.

И сидя на полу, понял вдруг бритвенно-острой мыслью, что кончилась моя жизнь, и этот, протирающий тесными штанами пол – уже не совсем я, а кто-то другой, похожий, но у этого «почти меня» уже нет матушки, а значит – нет вообще ничего. И ещё я подумал тогда, что почтенные братья учат: не должно человеку лишать себя жизни, но вдруг они говорят, чего не знают, и на самом деле есть у меня такая возможность – прибежать к матушке, ткнуться лицом в её живот? В реку ли со скалы прыгнуть, узелок ли на верёвке завязать да к потолочной балке приладить… мука недолга, а зато потом… И тут же другая мысль накатила: а если всё-таки братья правду говорят? Тогда мне уж никогда в другом мире матушку не встретить, буду вечно блуждать во тьме.

А что самое тяжкое, плакать я не мог. Накануне всё из себя выплакал, и сейчас глаза были точно колодцы в жаркое да засушливое лето.

А сзади меж послышался дядюшкин голос:

– Что расселся, дармоед? Светает! А ну, живо полы в большой зале мыть!

Вскочил я, сам не зная, что сделаю. То ли ножик из рукава выну, вчера заныканный, и в брюхо ему воткну, то ли схвачу ведро и тряпку…

Дёрнул я головой, понимая, что нет никакой залы – ни верхней, ни нижней, и нет никакого дядюшки, а стоит сзади господин Алаглани, кота на руках держит. Надулся кот, и при свечах кажется сморщенным яблоком.

– Вставай, Гилар, – тронул меня за плечо господин. – Всё в порядке с тобой. Просто дурной сон накатил, бывает. Ступай отдыхать.

Будто после такого сна отдохнёшь! Я был уверен, что всю ночь не засну – потому что нисколечки не забылось. Будто провалился в яму глубиной в четыре года, и хоть назад и выполз, а всю грязь за собой притащил.

А на самом деле тут же заснул.

Проснулся я рано, темно ещё было, и в окошке виднелась яркая звезда – Хамидайль называется, мне про неё брат Аланар историю поведал. Ну, про то, как древний герой Ситаурами-гноо решил украсть у демонов чудодейственный огонь, который они сами у Творца украли… Ну, и чем это для него кончилось.

Ладно, понял, языческие басни отставить. Тогда по делу. В такой предутренней тьме хорошо думается. Конечно, если ты сам проснулся, а не подняли тебя пинком.

А думал я о том, что вечером со мной в кабинете господском случилось. Сон? Конечно, похоже на сон, но никогда прежде, то есть до служения в доме господина Алаглани, не случалось со мной таких вот стремительных снов, после которых всё помнишь ярко-ярко. И в обычном-то сне всё происходит как-то иначе, чем наяву. Брат Аланар сказал бы, нарушается логика. Здесь же всё было как на самом деле, как четыре года назад. Просто вспомнилось всё, что уже забытым считал. И ведь такое уже со мной было – тогда, на четвёртую неделю моего здешнего служения. Сами ли по себе такие сны случались – или способствовали тому зеркала и свечи? Чары? Господин, конечно, никаких заклинаний не говорил, но вы же знаете, бывают и беззвучные чары. А вот что это лекарский способ изъяны в здоровье выявить – не верю совершенно.