Отчаяние от безысходности положения, в которое он попал, переполнило Ранда. Он не был уверен, что сможет донести Тэма до деревни, даже если отец и выдержит дорогу. Боль могла убить Тэма скорее, чем жар. Так или иначе, но это единственная оставшаяся возможность. Все, что можно сделать, сделано. Ранд развернулся и шагнул было к выходу, когда взгляд его зацепился за отрубленную оглоблю, валяющуюся на засыпанном соломой полу. Неожиданно он улыбнулся.

Поспешно юноша поставил фонарь на пол, рядом положил меч и в следующее мгновение уже ухватился руками за двуколку и напряг все силы, чтобы перевернуть ее. С сухим треском посыпавшихся спиц повозка стала на колеса, а потом Ранд, подсунув плечо, опрокинул ее на другой борт. Целая оглобля теперь торчала прямо. Подхватив с земли меч, Ранд рубанул по хорошо высушенному ясеню. К его радостному удивлению, от его ударов во все стороны полетели щепки, и Ранд отрубил оглоблю быстрее, чем ему это удалось бы с помощью отточенного топора.

Когда оглобля упала на пол, Ранд с интересом посмотрел на лезвие меча. Даже отлично заточенный топор должен был затупиться о столь твердое, старое дерево, но клинок казался таким же блестящим и острым, как и раньше. Он дотронулся до лезвия большим пальцем и поспешил сунуть палец в рот. Лезвие до сих пор было острым как бритва.

Но удивляться времени не было. Задув фонарь – не хватало еще в довершение всего спалить дотла сарай, – Ранд поднял оглобли и побежал обратно к дому, чтобы забрать оставленные там вещи.

Все вместе оказалось страшно неудобной ношей. Пока он, спотыкаясь, шел по распаханному полю, оглобли от двуколки, хоть и не тяжелые, так и вело из стороны в сторону, и удержать их, норовящих выскользнуть или удариться концами о землю, было не так просто. Однако в лесу оказалось еще хуже: они задевали за стволы, и юноша не раз попадал оглоблями себе по ногам. Проще было бы их просто волочь по земле, но тогда за ним оставался бы отчетливый след. Поэтому Ранд намеревался терпеть неудобство своей ноши как можно дольше.

Тэм лежал там, где он его и оставил, и, похоже, спал. Ранд, внезапно испугавшись, сбросил свою поклажу и положил руку отцу на лоб. Да, как он и надеялся, Тэм спал; он по-прежнему дышал, хотя жар стал сильнее.

Прикосновение потревожило Тэма, и в дремотном тумане он прошептал:

– Это ты, мальчик мой? Волновался за тебя. Грезы дней умерли. Ночные кошмары.

Тихо бормоча, он опять забылся.

– Не беспокойся, – сказал Ранд. Он укрыл Тэма от ветра курткой и плащом. – Я быстро отнесу тебя к Найнив. – Прежде чем продолжить говорить, чтобы убедить себя и чтобы успокоить Тэма, он стянул с себя измаранную кровью рубаху, почти не замечая холода и стремясь поскорее избавиться от нее, и торопливо надел чистую. Сбросив грязную рубаху, Ранд почувствовал себя так, словно принял ванну. – Очень скоро мы будем под надежной крышей, в деревне, и Мудрая сделает все как надо. Вот увидишь, все будет хорошо.

Эта мысль стала теперь для Ранда лучом надежды. Юноша натянул свою куртку и склонился над Тэмом, занявшись его раной. Они будут в безопасности, как только окажутся в деревне, и Найнив вылечит Тэма. Надо только донести отца туда.

В лунном свете Ранд не мог ясно разглядеть, с чем ему пришлось столкнуться, но рана Тэма казалась всего лишь неглубоким порезом, проходящим по ребрам, не больше ладони в длину. Юноша недоверчиво качнул головой. Случалось, отец получал раны и побольше этой и все равно продолжал работать, ну, может, лишь промыв их. Торопливо Ранд осмотрел и ощупал Тэма с головы до ног в поисках того, что является причиной жара, но обнаружил лишь эту резаную рану.