Учил не один. Спустя всего неделю после штурма и взятия Рязани ему удалось добиться разрешения на своеобразный КМБ (курс молодого бойца) для всей дружины Константина. Каждый из воинов, входивших в ее состав, отчаянно скакал на коне, прекрасно рубился на мечах, мог метко стрелять из лука и точно разить копьем, но искусство монолитного строя было им неведомо. Победы на Руси испокон веков достигались сокрушительным лобовым ударом, который оказывался столь могучим, что враг не выдерживал и отступал.

Однако в таком сражении основное значение имело лишь количество выставленных против врага ратников, но никак не их боевое умение. Последнее было необходимо только конной дружине – ядру любого княжеского войска, но опять же от них требовалось лишь индивидуальное мастерство.

Благодаря знанию истории Константин понимал, что Ингварю есть к кому обратиться: половецкая родня некоторых его дядьев, погибших под Исадами, обширные родственные связи среди черниговской знати, небескорыстная помощь князей Владимиро-Суздальской Руси… Все это было преодолимо, но поодиночке. Вот почему после двух неудачных посольств в Переяславль Рязанский Константин даже хотел, чтобы Ингварь ринулся мстить как можно быстрее и, желательно, имея в своем распоряжении только собственные силы.

Впрочем, даже если он и попытается прибегнуть к чьей-то помощи, уступать Константин все равно не собирался. Объединить все рязанское княжество в одних руках являлось задачей номер один, от которой ни в коем случае нельзя было отступаться, ибо тогда о задаче номер два – объединении всей Руси – не могло быть и речи. А коль его не произойдет, все останется по-прежнему и русичи будут точно так же разгромлены – вначале передовыми отрядами Чингисхана, а затем несокрушимыми туменами его внука Батыя.

Значит, для объединения предстояло сделать все возможное. Пусть через бои, через войны, через людские потери, против воли могущественных князей, ревностно оберегающих свою самостоятельность и сидящих в своих уделах чуть ли не самодержцами, но все равно добиться своего, зная, что, какую бы высокую цену ни пришлось платить за это единство, в будущем оно все равно окупится сторицей.

Но, с другой стороны, негоже и бескровить Русь перед тяжкими испытаниями, перед врагом, которому нет равных в это время на всей земле. Следовательно, принести в жертву надлежало как можно меньше людей, и не только своих, рязанских, но и с чужой стороны.

Как это сделать, Константин в общих чертах видел. Главным тут было создать такую армию, чтобы она внушала панический страх одним своим видом, чтобы вышедший по приказу князя-противника на лютую сечу простой мужик-лапотник содрогнулся бы, едва увидев могучий строй, а в сердце его закралась робость и испуг. Тогда и только тогда можно будет обойтись малыми потерями, причем с обеих сторон.

А то, что побежденные разбегутся по своим деревням, да так, что их не поймать, так это ерунда. Ловить их никто и не собирается, чай, не в партизаны подадутся. Добрел живым и невредимым до родного дома – вот и славно, вот и молодец. Сиди, дорогой, паши землю, расти хлеб, воспитывай детей. А воевать тебя потом все равно научат, но уже те, кто надо, то есть люди Константина.

Что же касается конных дружин противника, то пеший строй и для них должен был стать несокрушимой стеной, в которой им надлежало увязнуть. Конницей же предполагалось брать в клещи, наносить решающий удар, бить из засады, словом, завершать общий разгром.

Но это была лишь общая концепция, а претворять ее в жизнь, доводя до ума, то бишь до применения на практике, должны были грамотные исполнители, причем не один верховный воевода, а сразу несколько десятков, если не сотня.