Потом как-то приснилась огромная луна, которая медленно приближалась по небу к моему окну. Когда она оказалась рядом, то я увидела, что она плоская, толщиной в ладонь. На серебряном, слегка светящемся диске луны была изображена пентаграмма и множество непонятных знаков. Во сне я чувствовала, что все эти символы заключают в себе добро. Тогда тоже звенела музыка. Она доносилась словно издалека и при этом была всеобъемлющей, как будто источник этих нежных мелодичных звуков – я сама. Каждый раз, когда я просыпалась после такой ночи, меня весь день не покидало печально-мечтательное настроение, и я чувствовала себя отрешенной от окружающего мира, но счастливой.

Сон, который я видела, заснув у Магды дома, тоже близок к видениям про колесницу. Я постараюсь чуть позже описать его здесь, хотя помню только в общих чертах. Так бывает всегда после этих грез. О чем именно сон, вспомнить невозможно, но перед глазами потом долго стоят яркие золотые всполохи, а уши словно продолжают слышать отголоски небесной музыки. Я поделилась переживаниями с Магдой, и она грустно сказала, что у нее таких никогда не было и она мне немного завидует. Больше мы к этому разговору не возвращались, как-то быстро его свернув.

Мы с Магдой решили отправиться за город, как только потеплеет и растает снег. У ее сводного младшего брата есть палатка и спальные мешки. Она сказала, что он с радостью одолжит нам это снаряжение на время. Уедем куда-нибудь подальше, чтобы не встретить ни единой души. Проведем ночь у костра, будем греться возле него и готовить на нем пищу. Я уже жду не дождусь потепления. Зима так затянулась, а я очень уж соскучилась по весеннему теплу.

Да, Магда отдала мне стеклышки, про которые говорила. Это просто два бесформенных осколка прозрачного материала, умещающиеся в ладони. Что с ними делать, она не объяснила, сказала, что, если они мне подойдут, я сама придумаю им применение. Я, разумеется, вначале ничего не поняла. Уже вернувшись домой, я вспомнила, что как-то раз в магазинчике Магды заинтересовалась выставленным в витрине хрустальным шаром для ясновидения и медитаций. Я засмотрелась на него и задумалась, и чем дольше так стояла, тем сильнее меня к нему тянуло. Я подошла почти вплотную к витрине, не отрывая взгляда от центра шара, и вдруг увидела внутри него глаза. Сначала видение было расплывчатым, затем все четче и четче стал проявляться контур, и я узнала глаза Арта: светло-серые, почти прозрачные, с темно-синим ободком и крошечным зрачком. Они почти всегда находились в таком состоянии, сколько я его знала. Маленьким зрачок оставался даже на свету, словно Арт являлся образцом каменного спокойствия. Серые глаза лишь изредка меняли свой тон, если он надевал что-то зеленое или синее. Тогда радужная оболочка приобретала едва заметный изумрудный или голубой оттенок. Я продолжала смотреть, и в шаре стало проявляться лицо Арта, но я отскочила, закрыв глаза руками. Я не поверила, что увидела это в шаре. Я решила, что пережитое вновь возвращается ко мне и бередит мои едва зажившие раны таким странным способом. Ведь я до сих пор даже взгляд его не забыла, такой след оставил он в моей душе, хотя мне казалось, что я о нем совсем уже не вспоминаю.

Магда в тот момент, оказывается, наблюдала за мной, но ничего по этому поводу не сказала. Но я уверена: она поняла, что мне привиделось что-то в толще стекла. Наверное, эти стеклышки нужны для того, чтобы увидеть недоступное обычному человеку, только я пока не знаю, что могу с ними сделать и почему их два. Обточить, чтобы получилось два маленьких прозрачных шара? Но ведь в них сложно будет что-либо увидеть. И если уж мне суждено заниматься при помощи шара ясновидением, почему она просто не предложила мне купить один у нее в магазине?