Тони начинает разворачиваться, сует нос не в свои дела и прибирает к рукам то, к чему никаким боком не причастен. Френчи пытается его попугать, а потом одного из подручных Френчи находят возле залива Моми прибитым к дереву четырехдюймовыми гвоздями. Во рту торчит записка: дескать, Тони шлет Френчи свои наилучшие пожелания. Тут до Френчи допирает, что этот раунд он проиграл.

Потом у них происходит стрелка и устанавливается что-то вроде перемирия. На какое-то время становится тихо. В руках у Френчи остается всего одна гостиница – та самая «Жимолость и жасмин». Придорожный клоповник, где может произойти (и происходило) что угодно. Но и такое положение дел не устраивает Тони. Он должен захапать эту гостиницу. И вышло так, что временем для захвата он выбрал ту самую ночь, о которой я вам рассказываю.

У меня был свой интерес. Я думал: когда эти парни вдоволь нагрызутся, может, и мне что-то высветится. Я – малый терпеливый. Меня можно наградить медалью за терпение во всем, что касается денег, женщин, окружных прокуроров – дальше придумывайте сами. Говорю, меня интересовало другое. Я отлично знал, что Лакассар – звезда не той величины, какой хочет казаться. Меня не оставляло предчувствие: Лакассар просто прикрытие, за спиной которого стоит настоящий воротила. Я даже догадывался кто. Парень по фамилии Сигелла. Вот он – рыба крупная и зараза еще та. Сигелла такие делишки проворачивал… мне слов не хватит.

Повторяю: было около часу ночи. Я торчал у колонны и смотрел, как Миранда танцует с Йонни Маласом – лучшим пулеметчиком в шайке Лакассара. Этот Малас, смазливый на манер итальяшек, и взаправду умеет танцевать. Миранда тоже шикарно танцует. На вид – приятная парочка. Но меня коробило, что такая богатенькая цыпочка, как Миранда, которая еще и американка, танцует с дешевым гангстеришкой вроде Йонни.

Ночь была душной – одна из тех ночей, когда мучительно соображаешь, откуда тебе добыть воздух для дыхания. Воротник моей рубашки начал морщиться. По мне, так дождь не помешал бы. Воздух бы прочистил. Танцзал был большим, но это не делало его менее душным. Все танцзалы такие. Публика состояла из ворья, жулья, плейбоев, девок-«давалок» и прочей шушеры, какую всегда встретишь в подобных местах. Думаю, процентов у тридцати мужской части посетителей под одеждой были припрятаны стволы и пользоваться этими игрушками они умели.

Постояв, я пошел в конец зала, где был бар, и заказал себе порцию виски с содовой и со льдом.

– Милое тут у вас местечко, – говорю я бармену.

– Не то слово! – отвечает он. – А ты не из здешних? Чего тебя сюда занесло?

– Послушай, любезный, – продолжаю я. – Не надо усложнять жизнь себе и мне. Я просто коротаю время.

– Это сколько угодно. Такое никому не вредит. Но порция виски с содовой и со льдом стоит доллар.

Я замечаю, что, по-моему, доллар за порцию виски с содовой и со льдом – многовато. Бармен с ухмылкой отвечает, что для кого-то доллар – куча денег. Этого разговора мне хватает, чтобы сделать вывод: пользы от бармена по части выуживания сведений не больше, чем от двух приступов мигрени подряд. А потому я прохожу через танцзал на веранду и выбираюсь наружу.

Гараж находится за гостиницей и представляет собой длинный приземистый сарай, что стоит вдоль дороги. А та ответвляется от шоссе и перед гостиницей делает изгиб. В конце гаража, возле столба, приглядывая за дорогой, стоит какой-то фраерок. Одет в смокинг. На голове – белая фетровая шляпа. Он курит сигарету и вообще ни о чем не думает.

Видал я таких фраерков. Обычно они стоят на стреме и чего-то ждут. Или кого-то. Увидев меня, он присматривается ко мне и сует руку в правый карман. Если вы пожили в Америке с мое, то такой жест сразу заметите.