Годе разделял мои чувства и был так же раздражен, как я. Его легкий юмор исчез. Больше он не пел песни канадских лодочников, а их место заняли непрерывные sacre и Enfant de garee или английские проклятия; и все это он адресовал всем мексиканцам. Наконец я решил положить конец нашим страданиям.

– Такая жизнь нам не подходит, Годе, – обратился я к своему спутнику.

– Ах, мсье, конечно. Она нам никогда не подойдет! Мы все равно что на собрании квакеров.

– Я решил больше этого не терпеть.

– Но что может мсье сделать? Что, капитан?

– Мы можем уехать из этого проклятого места, и завтра же.

– Но хватит ли мсье сил? Жить в лагере? Ехать верхом?

– Я рискну, Годе. Если не выдержу, на реке есть другие города, где мы сможем отдохнуть. Везде лучше, чем здесь.

– C’est vrai, капитан. Прекрасные поселки ниже по реке: Альбукерке, Томе, много деревень. Mon Dieu, везде будет лучше. Санта-Фе – город одних воров. Нам нужно уходить, мсье. Очень хорошо.

– Хорошо или нет, Годе, но я ухожу. Так что вечером приготовьтесь, потому что выходим завтра утром еще до рассвета.

– Dieu merci! С большим удовольствием пойду готовиться.

И канадец выбежал из комнаты, радостно щелкая пальцами.

Я решил в любом случае оставить Санта-Фе. Если силы хотя бы наполовину вернулись ко мне, я последую за караваном и, если возможно, догоню его. Я знал, что на засыпанных песком дорогах Дель Норте караван движется медленно. Если не догоню, смогу остановиться в Альбукерке или в Эль Пасо; везде можно найти жилище не хуже того, что мы оставляем.

Врач попытался отговорить меня от поездки. Он заявил, что я нахожусь в критическом состоянии, рана моя совсем не зажила. Он красноречиво стал расписывать ожидающие меня опасности: лихорадка, гангрена, кровотечение. Видя что я упрям, он кончил тем, что предъявил мне счет. В счете была указана скромная сумма в сто долларов! Настоящее вымогательство. Что мне было делать? Я пытался протестовать, но мексиканец пригрозил мне «судом губернатора». Годе бранился по-английски, по-французски, по-испански и на языках индейцев. Все было бесполезно. Я понял, что придется заплатить, и заплатил.

Врач исчез, но за ним явился хозяин. Он, как и врач, попытался отговорить меня от отъезда. И предоставил множество причин, почему я не должен уезжать.

– Не уезжайте, сеньор, ради вашей жизни не уезжайте.

– Почему, добрый Хосе? – спросил я.

– О, сеньор, индейские бандиты! Навахо. Каррамбо!

– Но я не собираюсь на их территорию. Я поеду вниз по реке через города Нью Мексико.

– Ах, сеньор, города! В них no hay siguridad[48] Нет, нет, навахо везде опасны. Вот сегодняшняя новость. Польвидера, бедная Польвидера! На нее напали в прошлое воскресенье. В воскресенье, сеньор, когда все были en la misa[49]. Грабители окружили церковь, каррамба, они вытаскивали бедных жителей: мужчин, женщин и детей. Сеньор, они перебили мужчин. А женщины! Dios de mi alma![50]

– Так что с женщинами?

– О, сеньор, эти дикари их всех увезли в горы. Pobres mugeres![51]

– Да, печальная история. Но как я знаю, индейцы совершают набеги только через большие промежутки. Вряд ли я сейчас с ними встречусь. В любом случае, Хосе, я принял решение и готов рискнуть.

– Но, сеньор, – продолжал хозяин, таинственно понизив голос, есть и другие ladrones[52], кроме индейцев, белые, muchos, muchissimos![53]. Белые грабители.

И Хосе сжал пальцы, словно душил кого-то.

Это обращение к моему страху оказалось тщетным. Я ответил, показав на свои револьверы и ружье и на пояс с оружием на моем спутнике Годе.

Когда мексиканский трактирщик понял, что я лишаю его последнего постояльца, он мрачно ушел и вскоре вернулся со счетом. Как и счет врача, он был совершенно несообразным, но мне пришлось заплатить.