– Да и потом, эти шрамы! – сказала она. – Так изуродовать юную девочку.

– Это традиция, – пожал плечами папа. – У тебя же проколоты уши, – заметил он.

– Тоже мне, сравнил, – отмахнулась мама.

Я не понимал, в чем разница. Разве что не так заметно. Не так радикально. Но ведь по сути это одно и то же.

Дженин в основном помалкивала, пока родители были рядом. И по ее виду нельзя было сказать, что она впечатлена. Но когда я показал ей свою комнату, у нее глаза на лоб полезли от обилия всякой всячины. Хотя меня все равно не покидало ощущение, что жить здесь ей бы не захотелось, и что она ни за что не променяла бы свой спальный мешок на палубе и гамак под навесом на всю мою мебель и прочие штуки.

Поужинав, мы посидели немного во дворе, а потом спустились к обрыву полюбоваться видом. Она стояла на самом краешке острова и совсем не боялась упасть. Внизу была натянута страховочная сетка, но Дженин это не нравилось, как будто сетка была ниже ее достоинства. Так что мы прошлись вдоль берега, пока не добрались до таблички, надпись на которой гласила: «ОСТОРОЖНО: ТОЛЬКО ДЛЯ ОПЫТНЫХ НЕБЕСНЫХ ПЛОВЦОВ». Здесь не было страховки, которая не даст тебе упасть – только простирающаяся вниз пустота.

Она присела на край обрыва и выглянула вниз.

– Давай же, Кристьен, – позвала она. – Иди сюда. Чего ты ждешь?

Я ждал, пока пройдет головокружение.

– Ну что? Или ты боишься?

Нельзя было допустить, чтобы она так думала, так что я встал на краю рядышком с ней. Я выглянул в бездонное небо.

Под нами, за бесконечные километры отсюда, горело наше солнце. Нас разделяли сотни тысяч островов, которые на разных уровнях вращались по своим орбитам. Некоторые были так далеко, что казались отсюда маленькими пятнышками. А если задрать голову и посмотреть вверх, над головой было еще много тысяч других островов.

Дженин стояла на самом краю, ее пятки упирались в землю, а носки уже были в воздухе. Мне стало страшно, что она сейчас упадет и не сможет удержаться. Запаникует, забудет, как плавать. И будет падать и падать все ниже, до самого солнца, пока не сгорит, как спичка, оставив после себя лишь струйку дыма и частички пепла. Падение – это мгновенная кремация. Или я сигану вслед за ней и героически спасу.

– Я бы на твоем месте… – начал я.

– Ты бы – что?

– Э-э… короче… я бы был осторожнее.

Она улыбнулась мне и стала демонстративно балансировать на обрыве.

– Ты волнуешься?

– Нет.

– Волнуешься, волнуешься. О чем ты волнуешься?

– Ни о чем. Ни о чем я не волнуюсь.

– Ты говорил, у тебя есть водяной бассейн?

– Говорил. Есть.

Мы ушли с берега и вернулись к дому. Я скрутил настил, которым мы прикрывали бассейн, чтобы вода не испарялась. Воды было чуть меньше половины. Папа сказал, что дольет еще, когда цены на воду упадут, или когда пойдет дождь. Но глубины хватало, чтобы плавать, если не нырять. Мы переоделись и поплескались немного в воде, проплыли пару кругов. А потом легли на надувные матрасы и лежали на воде, ощущая спинами теплый воздух.

– Дженин, – сказал я.

– Мм?

– Что ты будешь делать после окончания четверти, когда начнутся каникулы?

– Мы отправимся охотиться за облаками.

Я это знал, конечно. Но я спрашивал не для того, чтобы получить ответ. Я спрашивал, чтобы подвести к следующему вопросу.

– А как далеко вы поплывете? Просто на день?

– Нет. Дальше. Намного дальше.

– А куда?

Она приподняла голову с подушки матраса и посмотрела на меня.

– Почему ты спрашиваешь? – спросила она. – Почему ты вообще со мной дружишь, Кристьен? Зачем тебе это?

Я пожал плечами – что не так-то просто, когда ты лежишь на резиновом матрасе в бассейне.