Ведомый далее через обточенные ручьями холмы к зловонному болоту, ищущий очередную деревушку рыбаков… Но тогда, столетия тому назад, он был очень тщательным. И никто с тех пор не занял место его жертв. Возможно, на болоте присутствовал какой-то тёмный дух, навеивая отпугивающую пелену. Возможно, каждый пузырь газа, что лопается тут, несёт отголоски древних воплей и криков, от чего проплывающие рядом островитяне-лодочники жестами предупреждают друг друга об опасности и резко поворачивают румпель.
Ослабевший, лихорадочный Деджим Нэбрал бродил по загнивающим землям.
Пока до него не донёсся едва ощутимый запах.
Зверь – и человек. Чёткий, живой запах. И так близко.
Т'рольбарал, кошмарные твари, отбрасывающие пять теней, подняли головы и, прищурившись, уставились на юг. Туда, прямо за холмы, на покрытую трещинами тропу, которая когда-то была дорогой на Миникенар. Закат опустился на землю, и д'иверс отправился в путь.
Масан Джилани заставила свою лошадь замедлить галоп, как только тени сгустились, указывая на скорое наступление ночи. Дорога перед ней лежала подлая – то камень, то узенькая канава, вымытая дождём. Прошло так много лет с тех пор, как она в последний раз скакала верхом без доспеха. Сейчас на ней была только набедренная повязка, и мыслями она вновь очутилась на далхонских равнинах. Тогда она весила меньше. Высокая, гибкая, смуглая и сияющая своей невинностью. Тяжесть её полной груди, выпуклости на бёдрах и округлость живота – все это появилось куда позже, после рождения двух детей, которых она оставила на воспитание своим маме, тётям и дядям. У каждого взрослого, будь то мужчина или женщина, есть право выбрать путь странника. Раньше, до того, как Империя покорила далхонцев, такой выбор делали редко, и дети, росшие в окружении родных, под чуткой опекой шаманов, повитух и поплечниц, редко ощущали тоску по родителям.
Конечно, Малазанская империя всё изменила. И хотя многие взрослые члены племени оставались даже во времена Масан Джилани, всё больше мужчин и женщин с юного возраста отправлялись познавать мир. Детей рождалось меньше. Полукровок стало много, ведь воины возвращались домой со своими новыми жёнами или мужьями, привнося в жизнь далхонцев всё новые и новые традиции. Только одно было и остаётся неизменным. Мы всегда возвращаемся домой. Когда путешествие подходит к концу.
Она скучала по роскошным зелёным лугам. По молодым и свежим ветрам. По серым тучам перед дождём, по грому, идущему по земле, когда дикие стада отправляются в свою ежегодную миграцию. И по езде верхом. Она всегда выбирала сильных, почти необузданных скрещённых далхонских жеребцов. По едва заметным следам того, что они происходят от зебр, тонко играющим на их шкуре, будто луч солнца на травинке. Звери, которые в любой момент могут пуститься в галоп или начать брыкаться. Скучала по их красным от чистой злобы глазам, когда они норовили её укусить. О, как же она любила этих лошадей!..
Ездовая лошадь Апсалар, конечно же, была куда более чистых кровей – долговязая и грациозная. Масан Джилани не могла не заметить, как гладкие мускулы скакуна играют под ней, и какой осмысленный взгляд в его тёмных, водянистых глазах.
Тьма сгустилась, и лошадь неожиданно шарахнулась, поднимая голову. Испугавшись, Масан Джилани потянулась за кеттрой, которую сунула в складку седла.
Тени, окружавшие её, обрели форму и набросились. Лошадь, крича, встала на дыбы, её кровь брызнула во все стороны.
Масан Джилани покатилась назад и сложилась в кувырок, падая с крупа пошатнувшегося зверя, аккуратно приземляясь в полуприседе. Она полоснула ножом вправо от себя, откуда на неё бросилась переливающаяся в полуночном свете тварь. Масан почувствовала, как лезвие вошло глубоко в тело, пройдя через две вытянутых лапы. Неистовый вопль боли. Существо отшатнулось, встало на четвереньки, припадая на изувеченные передние лапы. Перекинув клинок в обратный захват, она наскочила на тварь и вогнала нож в её чешуйчатую, кошачью шею. Тварь рухнула под давлением её голеней.