Счет не открыт, до конца игры три минуты, нападающий Кейптауна начинает атаку из схватки, прорывается сквозь защиту и по крутой траектории посылает мяч вверх; крайний игрок хозяев на бегу ловит мяч. Его ноги мелькают на зеленом газоне. Зрители снова встают.

Джонни ударил его плечом – низко, над коленом. Они вдвоем покатились по полю, поднимая облако белой извести, которой прочерчены линии, и толпа со стоном снова опустилась на места.

Пока они ждали броска, Джонни шептал хриплые приказы. Его темно-бордовая с золотом футболка потемнела от пыли, кровь из пораненного бедра запачкала белые шорты.

– Отступайте побыстрей. Не бегите все за мячом. Передача на Дэви. Дэви, бросай повыше.

Джонни высоко подпрыгнул, прервал полет мяча и кулаком отправил его точно в руки Дэви, в то же мгновение повернувшись, чтобы преградить своим телом дорогу нападающим противника.

Дэви отскочил на два шага и пнул мяч. Сила удара была такова, что его правая нога взлетела выше головы, от толчка парень полетел вперед, раскидывая соперников. Мяч поднимался медленно, летел, как стрела, не поворачивался, не качался в воздухе, над серединой поля достиг высшей точки своей траектории и полетел к земле.

Двадцать тысяч голов поворачивались вслед за его полетом, и в этой неестественной тишине Бенедикт Ван дер Бил с виду неторопливыми шагами отступал в глубину своей территории, предвидя место падения мяча; все его движения были рассчитаны, как у прирожденного спортсмена.

Мяч плавно опустился ему в руки, и он лениво начал отходить в сторону для броска. Над полем по-прежнему висела напряженная тишина. Все внимание сосредоточилось на Бенедикте Ван дер Биле.

– Собака Джаг! – прозвучал чей-то возглас, и тысячи голов повернулись.

– Собака Джаг! – Теперь ревела вся толпа. Джонни далеко оторвался от преследователей; размахивая руками, он широкими шагами несся на Бенедикта. Напрасная попытка – игрока класса Бенедикта невозможно перехватить на таком расстоянии, но Джонни напрягал все силы. Лицо его превратилось в залитую потом маску решительности, куски дерна летели из-под молотящих поле ног.

И тут случилось то, чего никто не мог предвидеть. Это было почти невероятно. Бенедикт Ван дер Бил оглянулся и увидел Джонни. Он сделал два неровных шага и попробовал увернуться. Вся уверенность, вся грация и мастерство покинули его. Он споткнулся, чуть не упал, мяч выскользнул из его рук и поскакал по полю.

Бенедикт тянулся за ним, лихорадочно шарил руками, оглядываясь через плечо. На лице его появилось выражение ужаса. Джонни был уже очень близко. На каждом шагу он ревел, как подстреленный лев, плечи его уже напряглись, готовясь к удару, губы растянулись в пародии на улыбку.

Бенедикт Ван дер Бил опустился на колени и закрыл лицо руками, прижимаясь к зеленому газону.

Джонни, не останавливаясь, пролетел мимо него, легко нагнувшись на бегу за мячом.

Когда Бенедикт отвел руки от лица и, все еще стоя на коленях, поднял голову, он увидел в десяти ярдах от себя, между штангами ворот, смотрящего на него Джонни. Потом медленно положил мяч на землю, формально обозначая тачдаун.

И тут, будто сговорившись, Джонни и Бенедикт посмотрели на главную трибуну. Они видели, как Старик встал и медленно начал пробираться сквозь возбужденную толпу к выходу.

На следующий день после матча Джонни отправился в пустыню.

Он стоял на дне пятнадцатифутового разведочного котлована в пустыне. Было угнетающе жарко, и Джонни разделся, оставшись в поношенных трусах цвета хаки. Его загорелое тело блестело от пота, но он работал безостановочно. Он устанавливал контуры и профиль древней морской террасы, тысячелетия назад погребенной под песком. Здесь, на дне, он надеялся обнаружить тонкий слой содержащего алмазы гравия.