Курт метнул ему вслед нож, попал в плечо, но гууна это не остановило.
После боя им ещё пришлось тушить пожар; правда, вновь помогла её светлость Алисанда; творила тёмные купола над огнём, что сдавливали его, словно плотное одеяло, каким можно задушить не успевшее как следует заполыхать пламя.
Когда всё наконец кончилось, бывшая лучшая гостиница града Штирбер являла собой картину ужасающего разгрома и жуткой бойни. Всюду кровь, изрубленные, обезображенные тела людей вперемешку со вскрытыми, лопнувшими изнутри тушами гуунов.
Мастер стоял, не опуская секиры. Спаситель, коль Ты и впрямь есть, как Ты такое допускаешь? За что погибли эти несчастные, которым просто не повезло оказаться здесь в то же время, что и нам? Кто на нас напал, зачем и почему?
Наверху в последний раз вдруг дико заорал Кевин, и крик его внезапно оборвался.
Чародейка выругалась.
– Не удержали…
Из дальней двери осторожно высунулись её служанки.
– Всё, всё, здесь уже всё, – громко бросила волшебница. – Минди, Венди, быстро, осмотрите, может, кто‑то ещё жив? Ищите раненых!
Обе девушки кивнули, разбежались в разные стороны, нагибаясь к неподвижным телам, во множестве застывшим на полу трактира.
– Всё, сударь мой охотник. – Алисанда взглянула в глаза мастеру. – Мы отбились. Но, проклятье, забодай меня кабан, если я хоть что‑то понимаю! Гууны, это ясно; а где вампир?
– Мы задавали себе тот же вопрос, госпожа, – негромко проговорил мэтр Бонавентура, появляясь из дверного проёма. – Кевин… не дожил. Какой‑то очень сильный яд и вдобавок магия… – Алхимик низко опустил голову, пальцы его бессмысленно мяли складки измазанного кровью балахона.
– Скорблю, – коротко уронила магичка, склоняя голову. – Он храбро бился.
– Надо… – кашлянул алхимик, – надо оповестить здешние власти…
– Гюйфе, – вдруг сказал Ингвар. – Гюйфе‑то где? Как к варанам пошёл, так и не появлялся!
– Вот вы с Куртом и отыщите!
– Мне кажется, – проницательно глядя на алхимика, заявила чародейка, – нам с вами нужно о многом друг другу рассказать.
* * *
Всю ночь подоспевшие кнехты маркграфа Штирбера и монахи местного монастыря святого пророка Михася, которого здесь называли Михаэлем, разбирали убитых и раненых, складывая тела погибших горожан и проезжих гостей в небольшой церквушке неподалёку от «Золотого креста». Пожаловал сам bürgermeister с толстой золотой цепью на обильном пузе, пожаловал majordomus из графского дворца. Хозяин гостиницы, уцелевший во всем этом бедламе, только трясся и ничего не мог толком рассказать.
Курт и Ингвар вернулись. Они нашли бедолагу кучера – лежал с распоротым животом у ворот конюшни. Жизнь свою он продал дорого, рядом с ним валялись три гууна со снесёнными головами и четвёртый – грудь насквозь пробита мечом самого Гюйфе.
– Похоронить надо… – мрачно сказал Курт, обнажая голову.
Алисанда дю Варгас тоже не спала до утра. Минди и Венди собрали почти два десятка тяжелораненых, и чародейка пустила в ход всё своё искусство. Спасти удалось не всех, но большинство, по уверениям волшебницы, «будут жить».
Мэтр Бонавентура опять, где мог, с самым вороватым видом собирал головы гуунов. Мастер с прилепившимся к нему Ингваром старались просто помогать.
К утру все от усталости валились с ног.
Мастер забылся тяжёлым сном рядом с постелью неподвижного ученика. Юноша так и оставался лежать, ничего не видя и не слыша, ничего не зная о яростной битве, унёсшей столько жизней.
* * *
– Мэтр! Мэтр Бонавентура! Давайте наконец поговорим начистоту.
Был полдень. Только что окончилась заупокойная служба, тела Кевина и Гюйфе опустили в церковную землю; кто знает, каким богам – или же Спасителю – они поклонялись, но Бонавентура заявил, что «хуже не будет».