Наша задача – ответить на эти вопросы.

Девичья фамилия моей матери действительно Холмс, и с легкой подачи моих родителей я едва не унаследовал ее в качестве второго имени вместо более прозаичного «Эдвард».

Оглядываясь назад, скажу, что, кроме этого, мало что в моем детстве намекало на светлое будущее охотника за разумом, или криминального профайлера.

Я родился в Бруклине, Нью-Йорк, неподалеку от Квинса. Мой отец, Джек, работал наборщиком в «Бруклин игл». Когда мне исполнилось восемь, папа, обеспокоенный ростом преступности, решил перевезти нас в Хемпстед, Лонг-Айленд, где стал председателем Лонг-айлендского союза печатников. Еще у меня есть сестра, Арлин, на четыре года старше меня. Она всегда была гордостью нашей семьи – как в учебе, так и в спорте.

Сам я не блистал, перебиваясь с тройки на четверку, но, несмотря на весьма средненькие успехи в учебе, всегда был вежливым, легким в общении и пользовался вниманием учителей Ладлэмской начальной школы. Больше всего меня занимали животные, вот почему в разное время у меня обитали собаки, кошки, кролики, хомяки и змеи. Всех этих тварей мама терпела исключительно потому, что я хотел стать ветеринаром. Поскольку начинание обещало вполне законную карьеру, она всячески поддерживала меня.

В школьные годы я проявил недюжинное умение сочинять сказки, что сыграло свою роль в моем становлении в качестве сыщика. Сыщики и криминальные аналитики должны уметь слепить целостную картину из разрозненных и кажущихся несвязанными фактов, вот почему талант рассказчика крайне важен, в особенности при расследовании убийств, когда сама жертва не может ни о чем поведать.

Как бы то ни было, я зачастую прибегал к своему мастерству, чтобы избежать работы. Помнится, однажды в девятом классе мне было так лень читать книжку для устного доклада, что, когда подошла моя очередь отвечать, я выдумал и название, и автора, поведав о выдуманных туристах-палаточниках, поющих песни ночью у костра.

Я сочинял сюжет на ходу, а сам думал: сколько я смогу так продержаться? Вот уже и выдуманный медведь подкрался к туристам, он готовится к прыжку – и тут я запнулся, захохотал, и мне оставалось только признаться, что вся история с самого начала была плодом моей фантазии. Должно быть, наличие совесть все-таки доказывает, что у меня нет выраженного преступного психотипа. И вот стою я перед классом: ложь раскрылась, сейчас меня начнут отчитывать, придется краснеть перед приятелями, и я уже знаю, что скажет мама, когда узнает об этой истории.

Но, к моему изумлению и удивлению, и учитель, и ребята всерьез увлеклись моей историей! Когда же я признался в обмане, все дружно потребовали: «Рассказывай дальше. Что было потом?» Я и продолжил, а потом даже получил пятерку. Я долгое время скрывал тот «подвиг» от собственных детей: не хотел, чтобы они думали, будто преступление сходит с рук. А для себя усвоил: если сумеешь подать свои идеи, заинтересовать слушателей, с тобой будут соглашаться. Это правило не раз помогало мне, когда приходилось убеждать начальство или местную полицию в практической значимости наших услуг. Стоит признать, однако, что в каком-то виде этот же прием используют мошенники и проходимцы всех мастей.

Кстати, мои выдуманные туристы таки спасли свои шкуры, хотя изначально задумывалась иная концовка – я ведь больше любил животных, чем людей. Готовясь к карьере ветеринара, я поступил на программу «Корнелл-фарм» и провел три лета подряд на молочных фермах в северной части Нью-Йорка. Программа спонсировалась из средств ветеринарной школы при одноименном университете. Это отличная возможность вырваться из городской суеты и пожить на природе, но взамен мне приходилось работать по 70–80 часов в неделю за 15 долларов, в то время как мои одноклассники загорали на Джонс-Бич. Так что, если мне больше не доведется доить корову, я как-нибудь переживу.