– Сейчас темнеет рано, поэтому сегодня рисковать уже не стоит, – здраво оценил наши шансы Гремоздюкин. – Лучше завтра на рассвете.

– Добро, – сказал я на это и, вдруг, вспомнив о своих наручных часах, спросил: – Кстати, а сколько сейчас времени?

– Так у вас же часы на руке, товарищ майор?! – не понял Гремоздюкин.

– Было ощущение, что мои могли остановиться или отстать. Давно не проверял. А для порядка нам стоит сверить часы. На моих сейчас 16:39.

– Все верно, – сказал сержант Смирнов, небрежно глянувший на свои наручные часы. По идее, они ему, наверное, были не очень нужны, небось у него непосредственно в голове таймер тикал.

– Правильно они у вас идут, – подтвердил и Гремоздюкин, достав откуда-то из внутренностей своей гимнастерки луковицу карманных часов на золотистой цепочке, – плюс-минус минута, товарищ майор.

– Это хорошо. Тогда у меня к вам еще такой вопрос.

С этими словами я встал с места и полез в карман шинели, вынув оттуда подобранные на снегу, во время стихийной придорожной перестрелки, гильзы.

– Что это? – спросил я, выкладывая гильзы на стол.

– Ну, гильзы, товарищ, майор, – сказал Гремоздюкин и тут же уточнил: – От винтовки!

Сегодня он был прямо-таки «капитан Очевидность». Остальные собравшиеся не стали брать гильзы в руки, ограничившись их разглядыванием с приличного расстояния.

– Спасибо! Я и сам способен понять, что это гильзы и что от винтовки! А что на них за буквы – вы видите?

– А что на них за буквы? – выказал страшное удивление Воздвиженский. Только после этого собравшиеся наконец соизволили поднять гильзы со стола и осмотреть их донца. Посмотрели, но, что характерно, ничему не удивились.

– Ну, гильзы эти явно не наши, и буквы на них тоже не нашенские! – выразил, по-видимому, общую мысль замполитрука Бышев. Еще один хренов «лейтенант Очевидность» на мою голову!

– И это все, что вы можете сказать? Обратите внимание – буквы на клеймах английские!

– И что? – явно не понял сей тонкости Гремоздюкин.

– А то, товарищ замкомвзвода, что у белофиннов винтовки вообще-то отнюдь не английские, а либо свои, либо германские. И патроны у их винтовок совершенно не такие. Вам что – не приходилось такое раньше видеть?

– Да откуда, товарищ майор? – ответил несколько раздраженный Гремоздюкин, как я понял, снова говоря за всех присутствующих. – Мы же в иностранных языках не очень. Нам что французский, что английский, что немецкий, что финский – один хрен. Да к тому же в нашем положении не хватало еще и гильзы собирать! А тем более чужие.

– А вот это вы зря, товарищи дорогие. На некоторые вещи все-таки стоит обращать внимание. А невнимательность порой дорого обходится на любой войне. Тогда у меня еще вопрос к вам. Когда я сюда шел, видел на дороге наши подбитые танки. Специально подходил к ним, смотрел. В них аккуратные сквозные дырки от чего-то бронебойного. Вы только что говорили, что никакой артиллерии у белофиннов нет. И тут я готов с вами согласиться, поскольку те дырки действительно не тянут на стандартный калибр противотанковых пушек 37-мм или 47-мм. Размер пробоин явно меньше 20-мм. А раз так – что это, по-вашему, означает?

Задумались. Все. Даже фельдшерица Феофилова, которая явно понимала в противотанковом вооружении не больше, чем в теории струн.

– А мы откуда знаем? – наконец выразил общее мнение Гремоздюкин.

– Плохо, что не знаете! А это, между прочим, означает, что белофинны используют здесь какие-то тяжелые противотанковые ружья. Калибром миллиметров 14 или около того. И это тоже английский калибр!