Йона взглянул на трех надзирателей, наблюдавших за ним через стекло, повернулся к Сумо и задал ему тот же вопрос, что несколько минут назад – Рейнеру Кронлиду:

– Что я могу сделать для тебя завтра?

Сумо сидел уже восемь лет за двойное убийство; причиной было недопонимание. Лицо Сумо осунулось от горя, он всегда выглядел печальным, словно только что плакал, а сейчас пытается собраться, чтобы голос звучал твердо.

– Купи розовую розу… самую красивую, какую сможешь найти, пойди к Оути и скажи ей, что она моя роза… И скажи, что я прошу прощения… прощения за то, что сломал ей жизнь.

– Ты не хочешь, чтобы она пришла сюда? – Йона взглянул ему в глаза.

Сумо только покачал головой. Он перевел взгляд на окно, посмотрел на серую решетку с накрученной поверх нее колючей проволокой, на грязно-серое уныние над стеной.

Йона повернулся к следующему человеку за столом. Люка Богдани, малорослый человек, чья неудачливость словно отпечаталась у него на лице.

– А для тебя?

Люка подался вперед и прошептал:

– Проверь, не наложил ли братец лапу на мои деньги.

– О чем я должен спросить?

– Никаких вопросов. Посмотришь на деньги, пересчитаешь. Должно быть ровно шестьсот тысяч.

– Ну нет, я не стану этого делать. Я хочу выйти отсюда, а деньги эти краденые, и если мои…

– Хрен легавый, – фыркнул Люка и перевернул свой стаканчик с кофе.

Йона продолжил ходить по столовой от стола к столу. Он спрашивал у других заключенных, что может сделать для них во время своего отпуска. Запоминая их пожелания и поручения, он ждал, когда приведут Салима Рачена.

Йона объяснил премьер-министру, что ему, чтобы подобраться поближе к Рачену, понадобится увольнение на тридцать шесть часов, начиная с понедельника.

– Тогда у вас останется не так много времени в тюрьме, чтобы понять, что он знает, – предостерег его министр.

Йона не стал объяснять, что ограничением может послужить не время, а условия.

Перед тем как покинуть комнату для свиданий, Йона спросил, какие у него полномочия на случай экстремальной ситуации. Дернув углами узкого рта, министр ответил:

– Вы пытаетесь остановить террористов. Ваши полномочия почти безграничны.

Рейнер Кронлид встал из-за стола, нервно провел рукой по рту и уставился на шлюзовую дверь в коридоре. Он замер, вытянув шею, облизал губы и снова опустился на стул. Все, кто сидел за столом “Братства”, подались вперед, когда он заговорил.

Йона увидел, как расслоился свет в коридоре за панцирным стеклом, как дрожащая серая вертикаль ширится и разделяется на три фигуры.

Замок зажужжал, и двое надзирателей ввели нового заключенного, Салима Рачена.

Дежурный офицер кивнул и поставил подпись.

У Салима Рачена было круглое интеллигентное лицо. Жидкие волосы зачесаны набок через темя, серая полоска усов.

Свои вещи он нес в сером тюремном мешке и ни на кого не глядел.

Надзиратель отвел его в камеру, после чего проводил в столовую.

Салим взял миску и чашку с кофе и сел на свободное место рядом с Магнусом Дувой.

Йона подошел к ним, сел напротив Салима и спросил Магнуса, что он может сделать для него во время увольнения.

– Сходи к моей сестре, отрежь ей нос, – попросил Магнус.

– Она же каждый месяц переводит тебе деньги.

– И не забудь снять на камеру, – оскалился Магнус.

Салим слушал, опустив глаза и поедая овсяные хлопья с простоквашей.

Рейнер и двое его людей встали у окна поста и заговорили, чтобы заслонить их на требуемые несколько секунд.

Двое других людей из “Братства” прошли через столовую. Мощные руки неподвижно висели вдоль тела. На одном была татуировка – волк, окруженный скрученной колючей проволокой. У другого рука обмотана грязным бинтом.