– Участвовал в автомобильных гонках, ездил в Монако играть в рулетку, потом, влекомый чем-то, поехал в Мюнхен на Олимпиаду. Там ему дали переводчицу по имени Сильвия…

– Интересно, интересно. – На Нелиных щеках появилась розовина, брови выгнулись длинными дугами: очень ей хотелось узнать, как девушки находят своих принцев, а простые переводчицы превращаются в королев. – Что же дальше? – спросила она.

– Дальше было все очень просто. Как в обыкновенной сказке: наш герой влюбился, приударил крепенько, а когда Сильвия не ответила на ухаживания, привез Сильвию в Швецию. К тому времени старый король, кажется, уже скончался. Старый король был уважаемым человеком, профессором археологии, писал книги и участвовал в знаменитых раскопках…

– И этим зарабатывал себе на жизнь?

– Этим.

– Странное занятие для короля.

– Не более странное, чем другие занятия. Сильвия предстала перед риксдагом – Швеция хотела знать, какая королева у нее будет. Первое требование: Сильвия должна иметь королевскую кровь. Отец у Сильвии – немец, бежал когда-то от Гитлера в Бразилию, там познакомился с будущей женой. Оказывается, далекие предки этой женщины были вождями крупного племени. Таким образом, первое требование было удовлетворено. Второе требование: королева должна быть обаятельной, умной и образованной.

– Разве такие женщины есть, Александр Александрович? – Неля насмешливо округлила глаза.

– Есть. Одну из них ты сегодня увидишь.

– Интере-есно, – протянула Неля.

– Сильвия доказала в риксдаге, что она обаятельна, умна и образованна. Кроме членов риксдага на том заседании была вся знать и члены дипломатического корпуса – послы и советники-посланники. Когда послы задавали вопросы, то Сильвия отвечала на языке той страны, которую те представляли. А дальше все произошло как в сказке: повеса принц стал королем, а Сильвия – королевой.

– Где вы все это прочитали?

– В шведских газетах.

– И ныне Швеция любит королеву, конечно же, больше, чем короля?

– Сведения абсолютно верные.

– За какой столик вас посадить? – переключаясь на другое, озадачилась Неля, приложила палец ко лбу.

– За самый лучший, естественно.

– Вот тот, в углу… Годится?

Столик был небольшим, чуть меньше и ниже обычного, окантованным боком он прижимал портьеру к стенке, на столике стояла пестрая ваза с голой колючей веткой, призывно высовывающейся из черного пустого нутра и каким-то засохшим синтетическим цветочком, производившим впечатление натурального – трогательного, беспомощного, безвременно скончавшегося в шумной ресторанной обстановке.

– Годится, – сказал Суханов и пошел звонить по телефону. Он должен был позвонить обязательно. Если не позвонит, то, ей богу, умрет от тоски в плавании, грусть-печаль удавкой перетянет ему глотку, и все, либо еще что-нибудь произойдет: поскользнется на палубе и перемахнет через гибкие леера за борт, в лед. А упасть с тридцатиметровой высоты, да еще в холодный, спекающийся от мороза лед – штука гибельная. Шансов на спасение ни одного.

– Здравствуй! – сказал он, когда в телефонной трубке перестали пищать назойливо-тонкие гудки вызова. У судовых раций, у многослойного эфира таких противных звуков, например, нет. А тут у телефона голос, будто в ухо всадили отвертку и провернули ее там, накручивая на торец барабанную перепонку. Суханову было неприятно, и он морщился.

– Здравствуй, – отозвалась Ольга, и Суханов перестал морщиться, в следующий миг что-то теплое, едва приметное скользнуло у него по лицу, у уголков глаз собрались морщины.

– Я пришвартовался к причалу, – сказал он, – жду тебя, Ольга.