Помылись в тёплой воде, а вот с рестораном обломались. Весь заказан. Брехт попросил на вынос чего организовать, хоть объедки с барского прокурорского стола. Принесли тазик перловки с большими кусками мяса и свежий белый хлеб. Напоролись ячменя и пошли спать. Иван Яковлевич прямо отрубился, едва голову донёс до подушки.

Событие пятнадцатое

Хитрые и коварные врачи спрашивают, где болит, а потом давят туда и бьют молоточком!!!

– Скажите, коллега, а больной перед смертью потел?

– Да…

– Это хорошо…

Вокруг «Мерседеса» крутились любопытные. А там, где крутятся любопытные, рано или поздно появляются заинтересованные. Появятся и решат, что им эта хреновина зелёная нужней.

Брехт проснулся утром раненько, распинал интербригадовцев и заставил вместе с ним зарядку сделать, потом душ все приняли, вышли на улицу, а там толпа не толпа, но суетятся укро-поляки вокруг машинерии немецкой. Самые смелые даже потрогать норовят. И ведь что плохо, ночью опять был дождь, всю ночь, и грязь маскировочную с тёмно-зелёного чуда смыл. Сверкает, пусть и не на солнце, небо по-прежнему в тучах, но сверкает, один чёрт. Надо было меры принимать. Брехт вернулся в гостиницу и поинтересовался у администратора, а где на пару неделек можно домик снять и чтобы там большой гараж был или сарай на худой конец. Ласло ему перевёл требования и пан задумался.

– Две недели? Тысяча злотых и вам сдам свой дом, с одним условием, вы покатаете моих детей и позволите фотографу снять нашу семью внутри кабриолета с откинутым верхом.

Чудны дела твои господи.

– А вы пан …

– Томек, называйте так, – сухой как дистрофик мужичок ростом с Брехта протянул руку.

Пришлось пожать. Вообще, Иван Яковлевич старался с хроноаборигенами в близкие контакты по возможности не вступать. Тело Штелле не привито, а тут куча разных вирусов и микробов летает, и ползает по людям. И нет антибиотиков, да, вообще, лекарств почти нет. Даже Новальгин из Америки ему китайцы контрабандой доставляют.

– Пан Томек, а вы это время где будете жить? – тысяча, в целом, и не такие большие деньги. Пятьсот рейхсмарок, месячная зарплата Карла Энгельгардта.

– У нас во дворе есть флигель, пока там поживём.

– Хороший гараж?

– Не гараж – большая конюшня, мой отец выезд держал, сейчас брат тоже лошадей держит, но уже скаковых дюжину, конезаводчик, но это увлечение, а так он доктор, – не остановить было дистрофика Томека.

Стоп. Доктор. А вот с этого момента поподробнее.

– Договорились, пан Томек. Чем быстрее переедем, тем лучше, но мой двухместный люкс за мной и оставьте. Тут у вас неплохо, горячая вода, радио. Газетный киоск рядом и ресторан под боком. А вот мои товарищи и машины побудут у вас. Это далеко?

– Не очень. Недалеко от тюрьмы на Лонцкого. Тихое местечко. Вам понравится.

– Тюрьма это хорошо, значит рядом полиция?

– Точно так, вельможный пан, прямо в здание тюрьмы есть полицейский участок. – Обрадовался заключённой сделке поляк.

Сели в машины, прокатились до домика Томека Крутицкого. Особняк целый и через крытый переход ещё и флигель. Имея такое богатство нуждаться так сильно в деньгах, что на две недели переехать всей семьёй в две небольшие комнатки. Пан Томек объяснил, что дочку замуж выдают, нужно большое приданое. За богатого заводчика отдают девочку. Брехт в пол уха слушал, всё решал, как перейти к вопросу брата. Ему нужен для двух дел был медик. И тут сам Крутицкий о нём заговорил, дескать брат денег-то даст на свадьбу, доктора много зарабатывают, особенно зимой и весной, но берёшь ведь чужие, а отдавать приходиться свои.