Александр Тимофеевич лихорадочно обдумывал ответ. Пауза становилась невыносимой. И он решил идти ва-банк, будь что будет.

– Ты там спишь, что ли, подполковник? – прозвучал грубоватый голос Калистратова.

– Товарищ генерал-лейтенант, я, конечно, все понял, кроме одного…

– Что ты имеешь в виду? – Голос Калистратова звучал раздраженно.

– Ведь именно вы в прошлый раз в разговоре давали мне прямо противоположные инструкции. Разве не так?

– О чем ты, мать твою?

– О том, чтобы устранить Варяга. И я очень опасаюсь, что его уже нет в живых. Приказ на его устранение отдан два часа назад.

Сначала в трубке установилась тишина. Такое бывает только перед грядущей стихией. Калистратов просто переваривал услышанное, а потом на другом конце провода раздался страшный мат, зазвучали проклятия. Казалось, что от небывалого всплеска ярости расплавятся телефонные провода.

– Придурок лагерный!.. Сволочь!.. Пойдешь под трибунал!.. – задыхался Калистратов. – Сгною по тюрьмам!..

На возмущение генерала оставалось только ухмыляться. Слава богу, что ему не дано было видеть улыбку Беспалого. Иначе тот придумал бы для него новую казнь – нечто вроде усекновения головы. Минуты через две подполковнику Беспалому надоело выслушивать проклятия, и он молча положил ладонь на рычаг, задумавшись над сложившимися обстоятельствами.

Куда ни глянь, история выходит скверная.

Подполковник Беспалый слукавил – по поводу Варяга у него не было никаких сомнений или опасений: он совершенно точно знал, что единственный выстрел снайпера бесповоротно определил законного вора в покойники. Варяг для российских зэков был символом воровской идеи, а в лагерном бунте он своего рода боевое знамя. А когда знамя исчезает или когда его захватывает враг, то воинскую часть расформировывают. Так будет и сейчас – это подполковник отлично понимал. Пройдет три, максимум шесть часов, и вместе с вновь прибывшими омоновцами и бэтээрами он вобьет смутьянов в тюремную грязь, подобно тому, как поступали рекруты Александра Суворова с мятежными казачками Емельки Пугачева.

Снова раздался телефонный звонок. Это опять звонил Калистратов.

– Беспалый?

– Слушаю вас, товарищ генерал-лейтенант, – бодро отвечал Александр Тимофеевич.

– Ты чего трубку бросаешь?

– Просто связь прервалась, – солгал подполковник.

– Повтори, Беспалый, что ты сказал насчет моего приказа об уничтожении Варяга! – В голосе московского генерала слышался не просто ужас. Такое придыхание могло вырываться разве что у пассажиров крохотной лодчонки, неумолимо несущейся к обрыву Ниагарского водопада.

– Товарищ генерал-лейтенант, если вы, конечно…

– О чем ты говорил? Какой приказ? Ты что, спятил?

– Вы мне сами намекнули, товарищ генерал, чтобы я «все уладил» с Варягом, – вот я и отдал приказ снайперу… Боюсь, что приказ уже приведен в исполнение и «все улажено», как вы и приказали.

– Идиот!.. И-ди-от!.. – Голос в трубке умолк. Повисла гнетущая тишина. После долгой паузы, видимо собравшись с мыслями, Калистратов сказал: – Вот что, подполковник, срочно ищи своего снайпера. А вдруг он еще не выстрелил? Останови его во что бы то ни стало! Варяг не должен погибнуть. Что хочешь делай!

– А если все-таки застрелил?

– Даже если снайпер его застрелил, найди его тело. Вдруг он живой? Не такой Варяг человек, чтобы загнуться от одной паршивой пули. – Голос генерала прозвучал почти бодро. – Я не верю, что он погиб. К тому же твой снайпер мог и промахнуться.

Беспалый хотел было возразить, что его снайпер не мог промахнуться, но неожиданно промелькнувшее сомнение, смутная догадка, за которой стояли огромный опыт и знание воровских и генеральских повадок, вдруг подсказали ему не делать поспешных выводов. В его практике случалось и не такое – в холщовых мешках хоронили померших зэков, а потом эти «жмурики» каким-то чудом оказывались на свободе.