Сегодня на Россию приходится около 12.4% нефти и 26.4% газа, добываемых в мире. Однако около двух третей из них потребляется внутри страны, тогда как соответствующие показатели в странах Персидского залива не превышают 20%. Российская экономика крайне энергоемка – она потребляет больше газа, чем Япония, Великобритания, Германия, Франция и Италия, вместе взятые (а объем ВВП этих пяти стран превосходит российский показатель почти в 13 раз). При этом в России высоки темпы экономического роста, а это означает, что возможности экспорта энергоносителей будут сокращаться.

Другим важным ограничителем роста выступает способ транспортировки сырья посредством трубопроводов, считающийся во всем мире скорее экзотическим средством доставки. Сегодня Россия экспортирует по трубопроводам около 2.9 млн. баррелей нефти и 0.57 млрд. куб. м газа в сутки, а одни только США импортируют ежедневно морским транспортом не менее 5.9 млн. баррелей нефти и эквивалент 0.16 млрд. куб. м газа. Если учесть, что запасы газа в регионе Персидского залива превосходят российские, можно предсказать бурное развитие рынка сжиженного газа. Уже сегодня этот тип поставок обеспечивает 30.4% международной газовой торговли. Основными игроками тут являются Индонезия (22% глобального экспорта), страны Персидского залива (24%) и Алжир (19%), а покупателями – Япония (48% мирового импорта), Южная Корея (21%) и Франция (18%). Россия же зависима от западных фирм, занимающихся созданием терминалов по сжижению газа и не может строить суда для его транспортировки [55].

Кроме того, сегодня поставки российского газа и нефти в Европу «прикрыты с тыла» энергетическим потенциалом республик Центральной Азии, по отношению к которым Россия выступает монопольным покупателем. Однако эта монополия уже начинает оспариваться и вполне может разрушиться через 7-10 лет.

И наконец: не следует забывать, что российские поставки крайне недиверсифицированы. Нигде в мире экспорт продукции одной товарной группы одному партнеру не имеет такого значения для экономической стабильности. Все это свидетельствует, что успехи России в торговле энергоносителями могут оказаться недолговечными. Их продолжительность зависит не столько от действий России, сколько от реакции западных стран на рыночную ситуацию.

Как проверить, что ресурсы разрушают экономические институты до такой степени, что страна теряет способность адекватно реагировать на внешние потрясения? Это не так просто. Потому что «ресурсное проклятие», эта болезнь сырьевых экспортеров, проявляется в основном тогда, когда мировые цены резко падают.

Чем опасна «голландская болезнь»? На первый взгляд это всего лишь развитие одних секторов, более конкурентоспособных на мировом рынке, за счет других. Однако есть две проблемы. Первая состоит в том, что сектор услуг может расти очень быстро, но сам по себе он не является генератором роста: в нем не создаются технологии и знания, которые помогают развиваться другим секторам. Стагнация Нидерландов и замедление развития Норвегии в 1970-е тому пример. Вторая проблема – в том, что экономика становится гораздо более волатильной: и ресурсный сектор, и неторгуемый, живущий на спрос, генерируемый экспортерами сырья, целиком зависят от мировых цен на ресурс.

Болеет ли «голландкой» Россия? С 1999 г. реальный курс рубля к корзине основных мировых валют вырос на 90%, а сектор услуг и госсектор растут быстрее, чем экономика в целом. Хотя цены в секторе услуг росли вместе с ценами на нефть, причинно-следственной связи между ними нет. Не наблюдается в России и главного симптома «голландской болезни»: производство в перерабатывающей промышленности по темпам роста не отстает от сектора услуг. Стагнации обрабатывающей промышленности, по данным до 2007 г., не обнаружено.