– Вы?

Ольга Николаевна не удостоила его ответом, скомандовала коротко:

– В машину!

Она припарковала свой автомобиль на небольшом асфальтовом пятачке в торце дома.

Ольга Николаевна открыла дверь, втянула длинные ноги в машину, затем, перегнувшись через сиденье, приподняла пальцами стоячок дверного замка. Каукалов, поежившись, забрался вовнутрь. Ольга Николаевна завела мотор, с места дала газ. Была она чем-то здорово раздражена.

– Значит, так, – сказала Ольга Николаевна через несколько минут, когда они выехали на ревущий, плотно запруженный машинами проспект, – машину ты сегодня поставил у дома первый раз?

– Так точно, – тихо ответил Каукалов.

– Чтобы больше этого не было, – с яростью в голосе произнесла Ольга Николаевна. – Ясно?

Каукалов помолчал.

– Я спрашиваю, ясно?

– Так точно! – прежним тихим, подрагивающим от обиды и ощущения опасности голосом повторил Каукалов.

– Ты что, вздумал засветиться? – Ольга Николаевна чуть смягчила тон. – Дурак! Не светись, не светись! Все это, – она сделала круговое движение рукой, – машины, дорогая одежда, обновка – обязательно привлечет внимание бабушек, сидящих на скамейках, и участковых милиционеров.

– Да никому сегодня до этого дела нет! – Каукалов не удержался, осмелел и хлопнул себя кулаком по колену. – Все воруют, убивают друг друга, открыто похваляются этим и хоть бы хны. Что тут машина? Пустяк! Сущий пустяк по сравнению с миллиардами, которые украл какой-нибудь первый вице-премьер, а с десятками тысяч жизней, загубленных в Чечне, – и того меньше.

– Все равно! Раз я сказала – не надо светиться, значит, не надо светиться! – Ольга Николаевна назидательно подняла палец и погрозила им Каукалову. – Я предупредила один раз, первый и последний. Больше предупреждать не буду. Понял?

– Понял, – угрюмо подтвердил Каукалов.

Приехали на знакомую квартиру. «Полковника опять нет дома – проводит какие-нибудь плановые мероприятия по очистке города от пустых жестяных банок. Вот гриб рогатый! Лучше бы дома сидел! – Каукалов поморщился. На душе у него было муторно и темно. – Полкаш! А полкашиха в его отсутствие и рада раздвинуть ноги», – опасливо покосился на дверь ванной, за которой скрылась Ольга Николаевна.

– Как ты думаешь, чем мы сегодня будем заниматься? – весело спросила Ольга Николаевна, появившаяся через несколько минут в халатике, накинутом прямо на голое тело. – А?

– Интегралами, наверное, – Каукалов отвел взгляд в сторону, расстегнул куртку, – либо изучением жизни на Марсе.

Ответом Ольга Николаевна осталась довольна, хохотнула игриво:

– Хорошее предположение! – Оттаивая, она сощурила голубые глаза в ласковой улыбке. – Давай, раздевайся, ду-рак ты этакий… Быстрее!

Ольга Николаевна действовала на него, как удав на кролика. Что с ним происходит? Он покорно стянул брюки.

Скоро все было кончено – Ольга Николаевна выдохлась, пот лил с нее ручьями, Каукалов тоже был мокрым. И совершенно обессиленным, словно бы из него, как из тюбика с зубной пастой, выдавили содержимое.

Ольга Николаевна несколько минут лежала неподвижно, вздрагивая и тяжело дыша, потом перевернулась на бок и прошептала:

– Мне было хорошо…

– Мне тоже, – он едва выдавил два коротких слова – не было сил ни на что, даже на то, чтобы говорить.

Ольга Николаевна с трудом поднялась и, шатаясь, побрела в ванную.

Каукалов чувствовал себя отвратительно. Ему казалось, что от него пахнет чем-то приземленным, плохим, может быть, даже грязным. Пот у него, что ли, такой мерзкий? Во рту слиплась соленая горечь. Он пожевал губами, подумал, что неплохо бы эту горькую дрянь куда-нибудь сплюнуть, в следующий миг испугался своего желания и с гулким звуком проглотил комок слюны.