— Если это Сигги, — пробормотала я, — то что с ним случилось?

— Проголодался? — предположил Аз.

Я вяло хмыкнула шутке. Вообще не смешно. Хомяки питаются зерновыми смесями, разве нет? По всему выходило, что Сигги нездоров, и в этом отчасти есть моя вина. Бедный хомяк действительно сдох, а моя магия некромантии превратила его вот в это. Перед нами был мой первый опыт оживления. Явно неудачный.

— Похоже, я весьма посредственный некромант, — вздохнула обреченно. — Ни себя, ни Сигизмунда я так и не смогла оживить до конца.

— Во всем нужна практика, — философски заметил Аз. — Особенно в таком сложном деле, как возвращение жизни.

— На ком мне тренироваться? — уточнила я. — Поблизости ни одной кандидатуры на воскрешение. Ни единого трупа! Не убивать же кого-то ради эксперимента. Вдруг опять оживлю некачественно?

Нет уж, хватит с нас Сигизмунда – ожившей иллюстрации к «Кладбищу домашних животных» Стивена Кинга. Судя по поведению, бедняга Сигги превратился в того самого умертвия, за которого приняли меня. Не исключено, что пожирание крыс только начало, и Сигги переключится на кого-то покрупнее. Например, на детей.

— Я тебя породила, я тебя и убью, — с этими словами я потянулась к валяющейся у ног сковороде.

Умертвие нельзя оставлять в одном доме с детьми. Тут не место сантиментам. Но прежде чем я устала прихлопнуть хомяка сковородой, за спиной раздался счастливый визг:

— Сигизмунд! Ты нашелся!

В кухню влетел Стефан, обогнул меня и кинулся к восставшему из мертвых хомяку.

Мальчик обогнул меня и бросился вперед, но я поймала его за пижаму и дернула назад. Получилось грубо, и Стефан закашлялся из-за ворота, передавившего ему горло. Но лучше так, чем встреча с Сигизмундом. Хомяк вздыбил шерсть и вообще выглядел, как угодно, но только не дружелюбно.

Притянув Стефана к себе, я обхватила его руками, удерживая, и произнесла:

— Не стоит сейчас трогать Сигизмунда. Он приболел.

Это даже не было ложью. Хомяк точно был нездоров. Вот только Стефан этого упорно не замечал и продолжал рваться из моих рук к вновь найденному другу. Пришлось бросить сковороду, чтобы его удержать. А тут еще на шум подтянулись другие дети. Они вообще когда-нибудь спят?

Но хуже всего то, что Сигги от шума вроде как опомнился. До него, наконец, дошло, что в кухне он не один, и это вызвало бурную реакцию. Встав на задние лапки, он оскалился и зашипел. Прямо-таки боевой хомяк. Того гляди, кинется.

И хотя мелкий агрессивный монстрик смотрелся со стороны забавно, мне было не до смеха. Я видела, что стало с крысой. Чутье подсказывало – этот хомяк конченный, лучше с ним не связываться, ему терять нечего.

— Это что, Сигизмунд? — поразилась Медина.

— Какой-то он плешивый, — заметили близнецы, почти всегда говорящие хором.

— Он просто болеет, — вступился за друга Стефан, а потом протянул руки к хомяку: — Иди ко мне, Сигизмунд, я отнесу тебя в домик.

Хомяк потянул носом воздух, принюхиваясь к мальчику. На секунду показалось – узнал. Но, видимо, мозги умертвия превратились в желе. Минутная заминка закончилась, и глаза Сигги снова заблестели жаждой крови.

— Медина, быстро уведи младших, — я подтолкнула к девочке Стефана и близнецов.

Просить дважды не пришлось. Схватив сестру с братьями за руки, она потянула их прочь из кухни. Вот только Стефан всячески сопротивлялся, цепляясь за все подряд.

Надо было что-то срочно предпринять, и я не придумала ничего лучше, чем запустить в хомяка первым, что под руку подвернулось. Это оказалась пачка соли. Снаряд просвистел прямо над головой умертвия. Оно дернулось от неожиданности, спрыгнуло на пол и дало деру.