Мне надо в город. Срочно! Мало ли почему дети плачут? Наверняка, это какая-то ерунда. Сломалась любимая игрушка или сестра обозвала. Тоже мне трагедия.

То ли дело у меня – тело портится! Мне дорога каждая секунда. Надо действовать, пока я не превратилась в компост.

Так я себя убеждала идти дальше по коридору. Но Стефан… тихий, милый мальчик с большими, как у олененка Бемби, глазами. Единственный среди семейства Уиллисов, кто не доставил мне пока ни единой неприятности. Почему он плачет?

А, черт! Я была уже у самой двери, когда развернулась на сто восемьдесят градусов. Не могу я просто взять и уйти, если ребенок плачет. Может и зря, но как есть.

Широким шагом я направилась в комнату Стефана, но на пороге замешкалась. Пожалуй, не стоит вот так врываться. У меня нет опыта общения с детьми, но и мне понятно, что с ранимым ребенком уместно проявить деликатность.

Я постучала в дверь и тихонько позвала:

— Стефан, можно войти? Я хочу помочь, если это в моих силах.

С той стороны послышался всхлип и невнятный ответ. Сочту это за «да». Если это отказ, скажу, что не расслышала. Тем более, это чистая правда.

Дверь была не заперта, и я, открыв ее, пересекла порог спальни. Стефан жил один в небольшой и слишком чистой для мальчишки комнате. Все вещи лежали строго на местах, односпальная кровать застелена и даже игрушки не разбросаны. Просто идеальный ребенок!

Но где же сам Стефан? Я двинулась на всхлипы и нашла мальчика за кроватью. Он сидел на полу, привалившись спиной к ножке кровати и свесив голову. На его коленях что-то лежало.

Я присмотрелась и вздрогнула. Это же дохлая крыса! Тощая, с вываленным языком и сальной шерстью, торчащей клоками. Крыса явно умерла от чего-то инфекционного. Это над ней Стефан так горько рыдает?

— Выбрось это немедленно! А не то еще подхватишь заразу, — испугалась я.

Мальчик вздрогнул и поднял заплаканное лицо.

— Это Сигизмунд – мой хомяк, — всхлипывая, пояснил Стефан.

Столько боли, как в широко распахнутых глазах Стефана, я еще не видела. Даже мое циничное сердце патологоанатома дрогнуло. У ребенка только что рухнул мир. Мне отчаянно хотелось его хоть немного успокоить. Про неотложные дела в городе было забыто.

— Сколько лет твоему хомяку? — спросила я, присев на край кровати.

— Сигизмунду пять, — тихо ответил Стефан, снова свесив голову. — Он на год младше меня.

Ого, пять лет. Сигги нормально пожил по хомяковским меркам. Я бы сказала, он был долгожителем, так как в среднем хомяки живут два-три года. Стефан очень хорошо о нем заботился, но всему приходит конец, в том числе хомякам.

Говорят, миссия хомяков – показать детям смерть. Сигизмунд со своей справился и может покоиться с миром. Вот только Стефан не готов смириться с его уходом...

Я произвела нехитрый расчет – самому Стефану шесть лет, хомяку было пять, то есть они большую часть жизни вместе. Неудивительно, что мальчику так сложно расстаться с животным.

Сзади донесся шорох, и я обернулась. Входя, я не заперла дверь, другие дети услышали плач брата и теперь толпились на пороге. Аз и тот явился.

Я кивнула им – входите. Может, они успокоят Стефана. Один за другим братья и сестры садились рядом с ним на пол – Медина с Эдмундом на руках и близнецы бок о бок.

— Мне жаль, — сказала я мальчику, — но Сигизмунд умер от старости. Это естественный процесс, с этим ничего нельзя поделать.

— Он был моим единственным другом, — сквозь слезы прошептал Стефан.

— Что ж, друзья тоже порой нас покидают, — вздохнула я. — Не переживай, мы купим тебе другого хомяка.