2. 2. Ну что, Мышка, давай знакомиться ближе?

Остаток урока проходит как в тумане. В сторону Сычева и его друзей с последних парт стараюсь даже не смотреть. Они больше не пытаются меня задеть, и на том спасибо. Пусть занимаются там, чем хотят, лишь бы не привлекали к себе внимание.

Я проговариваю учебный материал по заранее подготовленному плану, делаю это больше на автомате, нежели отдавая отчёт своим словам. Но, судя по заинтересованным лицам девушек с ближних парт, дела обстоят не так уж плохо. Наверное. Сейчас я не в состоянии дать хоть какую-нибудь оценку происходящему.

Когда звенит спасительный звонок, чувствую неимоверное облегчение. Хочется самой первой выбежать из класса и унестись в неизвестном направлении. Но, к сожалению, это недопустимо для учителя. Приходится прощаться с учениками сквозь нарастающий в классе гул и отпускать их с урока. Хоть что-то и подсказывает мне – моё разрешение здесь никому не требуется. Они уже и без моего «урок окончен» начали вставать со стульев и собирать сумки.

Громко провозгласив «До свидания, все свободны!», присаживаюсь за учительский стол и принимаюсь перекладывать на нём туда-сюда тетрадки и ручки, сама не знаю зачем. Наверное, чтобы не стоять и не считать секунды до того момента, как все уйдут.

– До свидания, Татьяна Петровна!

– До свидания.

– До свидания!

– До свидания.

– До свидания, Татьяна Петровна!

– До свидания.

Издеваются они, что ли? Чувствую себя попугаем.

– До свидания, Татьяна Петровна!

– До свидания.

– А я пока не прощаюсь, – раздаётся вкрадчивое совсем близко.

Поднимаю глаза и встречаюсь с наглым взглядом Сычева. Он стоит напротив и без всякого стеснения рассматривает меня, будто я не учитель, а кусок мяса.

Тело начинает сотрясать невидимой дрожью от очередного приступа тахикардии. Бросаю беспомощный взгляд на последних учеников, тянущихся к выходу из класса. Теперь мне очень хочется, чтобы они никуда не уходили, а наоборот, поскорее вернулись и оставались здесь как можно дольше. Но не могу же я их попросить о таком? Это бы выглядело слишком жалко.

Вдруг одна девочка, та самая, которую одноклассники прозвали «Капустой», задерживается в проходе, пропуская других, а потом поворачивается ко мне:

– Татьяна Петровна, а можно кое-что у вас спросить?

– Конечно, – тепло улыбаюсь ей я, внутренне ликуя.

Я готова расцеловать эту девочку за своё спасение, но радость моя длится недолго. К «Капусте» вдруг подходит парень, один из «своры», совершенно неделикатно хватает бедную девчонку за плечи и разворачивает к выходу:

– Пойдём, Капустка, в другой раз спросишь.

– Дюша, эй! Отвали от меня, придурок! – верещит она, упираясь.

– Пойдём, пойдём, – настойчиво выталкивает её за дверь этот Дюша.

Я теряю дар речи от происходящего. Что это такое? Это ведь сговор? Против меня? Как это ещё называется?

Сычев опирается ладонью на учительский стол и нависает надо мной, словно гора.

– Ну что, Мышка, давай знакомиться ближе?

У меня начинается настоящая паника. Этот парень такой огромный, что я и правда чувствую себя рядом с ним маленькой жалкой мышью. Задумай он сделать что-то плохое, вряд ли у меня будут шансы отбиться.

Вот что у него в голове? Зачем привязался ко мне? Что задумал? Насколько отсутствуют у этого человека моральные рамки? Насколько он не боится ответственности за свои поступки?

Чувствую себя загнанной в угол. Будто я оказалась в тёмном переулке один на один с маньяком.

Но ведь сейчас белый день. И мы не на улице. А в школе. Кругом полно людей. Из-за прикрытой двери класса доносится гул целой толпы детей. И Людмила Ивановна вот-вот должна вернуться… Ничего мне не сделает этот Сычев. И, в конце концов, он всего лишь школьник. А я веду себя, как какая-то истеричка.