Мне не нужен на выходе озлобленный овощ, который захочет пустить мне при удобном случае очередную пулю. Мне еще с ней жить и, как говорится в народе, детей крестить. Но отпустить её с отцом не могу. Нет. Во всяком случае, её, а Андрей пусть катится на все четыре. Почему меня должно это волновать?


А девчонка должна быть под присмотром. Натура интересная, архетип воинственной любительницы ломать дрова вручную. О том, что будет тяжело, я потихоньку пытаюсь смириться. Заранее предугадываю задницу, но ничего, в будущем отыграюсь и сполна возьму свое. Только этим и приходится тешить себя, чтобы хоть как-то дойти до баланса в своей проклятой башке.

Я прохожу в свой кабинет. Андрей сидит зажато на диване. Истощавший и постаревший за три дня как за тридцать лет.

Резко встает, как только я вхожу. Говорить, что его дочь обречена на жизнь в золотой клетке я не спешу. Но это ведь лучше, чем смерть?

Да, она никогда не будет в чем-либо нуждаться, но она теперь мое уязвимое место. Не сейчас, так потом, если удастся продержать эту тайну до момента ритуала, я не смогу быть всегда рядом с ней. Поэтому для нее же лучше будет не покидать территорию дома. В конце концов, жены Джалиева никуда дальше собственного дома не выходят. Лена так же не будет покидать волчью резиденцию.

– Наломал же ты дров, Андрей, – присаживаюсь в кресло своего кабинета.

– Позволь объяснить!

– Похоже, я в безвыходной ситуации. Валяй.

– Клянусь, – падает на колени передо мной и хватает за ногу. – Я тебя не предавал!

– Так речь не обо мне. Зачем в дела Джалиева полез. Я разве тебя просил?

– Я хотел как лучше! Ты ведь знаешь, я верен и предан тебе, а он собирался тебя кинуть.

– Не тебе обо мне беспокоиться. Ты вон о дочери своей теперь побеспокойся. И встань с колен, бесит твое унижение.

– Отпусти Лену. Она ведь еще ребенок. Она ничего не знает!

– А Джалиеву все равно, что она ребенок. Таких, как она он вывозит из страны и продает.


Андрей утыкается лицом в ладони и ревет громко и раздражительно. И если бы дело было не в его дочери, то застрелил бы его на хрен сразу же. Хотя бы потому, что бесит.

– И чего тебе не хватало, – спрашиваю в унисон.

Говорят, легкие деньги не пахнут, но это не так. Мои деньги заработаны на крови и именно кровью они и пахнут. Деньги Джалиева пахнут девственностью молоденьких девиц. Он продает девок, сбывает их как скот на пастбище, где пасутся хищники. Вечно голодные, страдающие отсутствием морали и нравственности.

Об Андрее я все выяснил сразу. Джалиев и не скрывал. Жадный человек, не знающий меры, хотел больше денег. Только отцу малолетки было чуждо отправлять девок на утехи к волкам.

– Ты понимаешь, за что должен понести наказание?

Мой голос совершенно холоден и спокоен. Я не показываю своих эмоций кроме безразличия к его жизни и жизни его дочери. Позволю ему выговориться, позволю ему умолять меня.

– Да, – поднимает голову и смотрит. В его глазах сейчас не было страха, но отчаяние, с которым он смирился. Он не мог смириться только с одним. Его слабостью была маленькая дочь, и эта слабость передалась как смертельный вирус мне. – Если бы я знал, что в контейнерах девушки, я бы никогда не согласился.

– Чего тебе не хватало? Я разве мало платил? Теперь тебе придется расплачиваться. А самое гнусное, что твоя семья попадает под раздачу. Сейчас мои люди следят, чтобы твоей жене никто не навредил. Но поверь, Джалиев захочет до нее добраться и до твоей дочери. Теперь то, когда ты подверг его критике со стороны его зарубежных дружков.

– Считаешь, я должен был молча отравить девушек? Я понял, что отправляют их не за счастливой жизнью в контейнере провонявшем рыбой. Они так кричали! Их плачь до сих пор в моей голове!