Эй, куда тебя поперло, чувилло? Ты что, умеешь петь?

Не-е-ет!!!

И вдруг я стремительно начала трезветь.

Он пел, кстати, очень даже неплохо пел, глядя на меня в упор, но я понимала, что это не обо мне. Совсем не обо мне.

«Все мои бессонные ночи, все дороги вели к тебе. Моя, моя, моя неземная, как ты меня нашла?»***

Биты мягкого баритона бились в кровь, заставляя ее кипеть. И так остро резануло – что не обо мне. Опять не обо мне!

Встала и вышла в холл. Остановилась в коридорчике, ведущем к туалету. Кажется, здесь здорово не хватало невыключенного телевизора.

Б…!

- Яна!

Он целовал меня, прижав к стене, и я снова, как когда-то давно, задыхалась, запрокинув голову и подставляя шею его губам. Тянулась ему навстречу и плавилась под его руками, которые были везде: на бедрах, на талии, на груди...

Господи, что я делаю? Ведь и это тоже - не мне!

- Яна… поехали… Подожди секунду…

Тяжело дыша, он привалился к стене, закрыл глаза и стек на корточки.

С приплыздом, товарищи!

Вадим

- Саныч!

Веки весили по тонне каждое. Почувствуй себя Вием. Свет ударил по глазам ядерным взрывом.

- Саныч, я, конечно, дико извиняюсь, но через час нас ждут у Ковалева.

- У кого? – просипел я, шлепая железобетонными губами.

- Договор подписывать на прямые поставки.

- Твою мать… Который час?

- Почти одиннадцать.

Со второй попытки глаза все-таки удалось открыть. К горлу тут же подкатило. Добежать… то есть доползти по стеночке до унитаза каким-то чудом успел. После этого капельку полегчало.

- Найди мне шипучку какую-нибудь, - попросил Володю, прополоскав рот, и полез в душ.

Каждая капля, падая на голову, выбивала шахту до самого мозга, который отзывался негодующей отборной матерщиной. Эхом отвечал желудок. Печень – говорят, она не болит, ну да, она и не болела, просто лежала в боку тяжелым комком липкой глины. Колено молчало – ну и на том спасибушки.

Конец ночи размыло блюром. Последнее, что помнилось отчетливо, - самокаты. И как обнял Яну за плечи. И да, страшно хотелось ее поцеловать, но побоялся все испортить. А вот дальше расплывалось. Только несколько ярких флешей, разрывающих темноту.

Я о чем-то говорил ей, нависнув над столом, держа в руке стопку с очередной цветной дрянью. Быстро, сбивчиво, как будто боялся, что не захочет слушать, перебьет. Но она слушала – и в глазах было то, что я так хотел увидеть. Настоящий, неподдельный интерес. Но вместе с ним - сочувствие? Наверно, жаловался, плакался в жилетку? Позорище!

А потом эта песня, которая каждый раз рвала меня в лохмотья.

«Девчонка-красавица в красном платьице, в ночь…»

Кортина-д'Ампеццо, десять лет назад. Ночной клуб, где мы с парнями из команды праздновали окончание очередного этапа Кубка мира. Она вошла и остановилась у двери. Красное короткое платье, точеные ноги, разлетевшиеся по плечам светлые волосы. Я поймал взгляд, похожий на удар клинком, встал и направился к ней, как загипнотизированный, даже не зная, что скажу.

«Добрый вечер…»

«Добрый. Вы ведь Вадим Чупин, да?»

«Да. А вы?»

«Дина».

«Не хотите к нам присоединиться?»

Она не ответила, только улыбнулась и пошла за мной…

«Неземная»... Когда услышал первый раз, не так давно, как под дых ударило. Три года как развелись, и сам же на развод подал, а всколыхнуло – только так. А песня эта словно преследовала. И каждый раз вспоминал тот вечер. И ту ночь, когда предложил ей выйти за меня, а она отказалась. И вдруг какой-то хмырь вылез и начал петь. Не выдержал, отобрал микрофон. Смотрел на Яну, а видел Дину. И… как будто попрощался с ней. Отпустил? Кто бы знал.