– Ага, значит, изнасилование, инцест да еще и сношение с врагом рода человеческого? – Клэр хихикнула. – Да, я бы такую книгу точно не стала в магазине читать.

– Ну, в общем, ты просила кратенько, больше сократить просто не сумею. В конце книги Амброзио попадает в руки инквизиции и, чтобы спасти себя от смерти, предаёт душу дьяволу.

Прекрасно понимая, что мачеха пытается вытащить их семью из нищеты, Мэри Годвин и не думала делать хоть что-то, чтобы помочь ей в этом нелегком деле, помня, как отец цитировал ей из Писания: «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их». То, что Годвин был атеистом, не мешало ему подчас восторгаться Евангелием как литературным произведением. В доме действительно то не было хлеба, то кто-то из друзей или последователей отца, заехав пообщаться со знаменитым в прошлом журналистом, приносил к столу вино и головку сыра, окорок или связку колбасок. Каждому по вере его. Мэри откровенно призирала мелочность мачехи, считая ту ограниченной мещанкой, не способной понять действительно возвышенные натуры. Да уж, миссис Годвин № 2 не шла ни в какое сравнение со святым образом миссис Годвин № 1. Мэри казалось, что мачеха порочит светлые имена ее родителей, и только Фенни, несчастный незаконнорожденный ребенок, точно добрая Золушка, делала все, что та только ей поручала. Несмотря на то что Годвин удочерил ее, все в округе знали, что мать прижила девчонку от любовника. Мэри презирала старшую сестру за рабскую покорность, отчего бедняжке жилось еще хуже.

В то время отец был вынужден выпрашивать у правительства всевозможные пособия, и господа-чиновники смотрели на постаревшего и сломленного революционера, заставляя того унижаться еще больше. Не получив пособия по многодетству и крайнему безденежью, Годвин тащился в банк клянчить заем и, получив, шел прямой дорогой в ломбард, дабы выкупить и тут же снова заложить последние ценные вещи.

Когда Мэри вступала в пору девического цветения, ее отец уже не был тем пламенным революционером, который выступал один против всех и нередко одерживал победу. Например, в 1794 году состоялся судебный процесс, подсудимыми на котором были руководители революционно-демократических «Корреспондентских обществ» – Годвин написал памфлет в защиту обвиняемых, который сначала издал огромным тиражом, потом распространил в народе и наконец прочитал перед высоким судом. И что же, впечатление от его речей оказалось таким сильным, что, вопреки изначальным мрачным прогнозам, подсудимых оправдали.

Об этом славном подвиге Мэри слышала множество раз, отец не уставал расписывать ей, как выглядели судейские чиновники, с какими каменными, надменными рожами они начали слушать его и как затем их лица менялись. В тот день он полностью подчинил себе этих людей, завладел их разумом и сердцами. Вот что значит быть истинным литератором, писателем, способным влезть в души людей и сделать их лучше. Да, славные были времена.

Когда Мэри была маленькой в их доме часто собирались литераторы, но потом, постепенно, по мере того как меркла слава Уильяма Годвина, его окружение стало меняться и редеть, последователи и ученики, утомленные пустой болтовней уходили один за другим, дольше всех продержались поэты Вордсворт и Кольридж. Но и те в результате оставили своего старого учителя и теперь открыто порицали то, что еще совсем недавно прославляли.

В результате те, кто еще совсем недавно говорил о Годвине как о современном пророке, отступили от него, а иные перешли в стан врага. Но для Мэри отец все равно оставался рыцарем на белом коне, благородным победителем великанов. Добрый, смелый, удивительно правильный отец не терпел даже самой невинной лжи, требуя, чтобы его дети всегда поступали по совести. Чтобы не шли против своего я, не наступали на горло собственной песне.