«Ты меня не любишь!» - в числе всего прочего кричала ему сегодня она. И была права. Не любит. И не любил никогда.

А вот своего ребенка Паша бы любил. Он это откуда-то знал совершенно точно. Только вот это был бы не его ребёнок. Нет, биологически  - его. Но случилось что… а сейчас, глядя на спящую Алену и прокручивая в голове весь сегодняшний вечер, Павел понял, что от Алёны можно ждать чего угодно… - так вот, случилось что – ребенка у него отнимут. А его самого просто выкинут. Судя по багровому от гнева лицу, с которым тесть влетел в их квартиру – у Паши нет шансов. Кишка тонка у него тягаться со Смирновым. Малейший просчет с его стороны, не то сделал, не то сказал, не там встал – и Алёна и ее отец просто вышвырнут Павла из своей жизни. И жизни его не существующего пока  ребенка.

О детях Паша никогда не думал, как о чем-то конкретном. Так, слово, не более. Но в тот  вечер он вдруг многое вспомнил, многое понял, многое переоценил. Он так и не заснул в ту ночь. Не смог.

Утром уехал в офис до того, как проснулась Алёна.

 А вечером его ждало очередное представление. С бурными извинениями, со слезами, с падением на итальянскую плитку, с обниманием его коленей. «Паша, прости!». Он, конечно, поднял ее с итальянской плитки. И конечно, сказал, что не сердится. И, конечно,  сам попросил прощения за то, что  вчера вспылил.

Только решение уже принял.   

А Алёна своего решения не поменяла. Она хочет ребенка.

Никогда.

У него было не так уж много времени на то, чтобы все обдумать. Но  Алена так кстати собралась с подружками в Милан.  И, хотя внутри Паша не был уверен, что поступает верно, но иного выхода не видел. И он решился на вазэктомию. Если иначе нельзя… Но СВОЕГО ребенка он никому не отдаст.

Все оказалось еще сложнее. Выяснилось, что просто так эту операцию ему не сделают – ее делают только по достижении тридцати пяти лет или при наличии двух детей.  Или по медицинским показаниям. В общем, все сложно.  Вы посмотрите на них! Всем есть дело до содержимого Пашиных трусов, будто своему семени он не хозяин. Вопрос пришлось решать с помощью определённой дополнительной суммы денег.  Но даже после этого доктор в клинке пытался переубедить Павла. Говорил, что у него прекрасные показатели спермы, что молодой, что нельзя ставить крест, тем более, детей нет. Дело кончилось  тем, что Павел рявкнул. Доктор вздохнул и сказал, что с такой фертильностью и, учитывая молодой возраст, еще есть шанс все вернуть. «На то, чтобы передумать,  у  вас есть примерно  пять лет»,  - сказал врач.  «Можно сделать обратную операцию, все может восстановиться, если не ждать слишком долго. Но имейте в виду,  что с каждым годом шансы будут уменьшаться», - добавил он.

С того разговора прошло уже больше года.

Разумеется, Алёна так и не забеременела. Она периодами начинала сильно выпивать, потом брала себя в руки. А вот отношения портились стабильно,  от месяца к месяцу становясь все хуже. И поэтому сегодня, когда возглавляемая им компания переживет свой очередной триумф, Павел Мороз сидит, запершись у себя в кабинете, отрезав себя от мира, и пьет.

Такое ли прекрасное будущее ты себе рисовал десять лет назад, Пашка Мороз?

***

Ответа нет. И искать его не хочется.

Спустя еще один бокал случилось неизбежное. В выдержанном, хладнокровном, умевшем заставлять замолчать людей лишь взглядом Павле Морозе проснулся тролль. С жаждой общения в придачу.

А фигушки.

Павел встал, подёргал дверь сейфа. Вот же гад предусмотрительный. А общество себя любимого Паше просто уже осточертело.  Прошел к окну. Там толпы людей на улице. Но у Паши талант в любой толпы быть одиноким.