Кира разминулась с ней у дверей лифта. Девица выходила из кабинки, Кире не оставалось ничего другого, как войти в кабинку лифта. Но спустилась сыщица всего на пару этажей. А затем неслышно поднялась обратно на восьмой этаж. Теперь железная дверь тянула ее к себе как магнитом. Кира приникла к ней и поняла, что вознаграждена по заслугам.

– Милый!

– Дорогая!

Чмок-чмок!

– Как же я соскучился!

– А я-то!

– Ну, раздевайся скорее. Надеюсь, Галина ничего не подозревает?

– Что ты! Я помогла ей в магазине, а потом отпросилась якобы на свидание.

– Да ты и не соврала ничуть!

После чего до Киры снова донесся звук сочных поцелуев, отчего девушку затошнило. Отпрянув от двери, она с отвращением смотрела на железное полотно, отделяющее ее от развратной парочки. Кира не сомневалась, что в любовном гнездышке обосновался Михаил с племянницей своей жены. Сейчас они примутся пить шампанское, потом займутся сексом, а потом вернутся порознь к ничего не подозревающей Галине и примутся играть каждый свою роль.

– Отвратительно! – прошептала Кира. – Гадость какая!

И тут же услышала за своей спиной:

– Абсолютно с вами солидарна.

– Солидарны?

– Действительно, гадость! – подтвердила стоящая давешняя старушка, с которой Кира столкнулась внизу. – Очень гадкая квартира! Почти все, кто сюда приходит, либо прелюбодеи, либо откровенные развратники. Каждый день идут парочки. Либо пожилые мужчины с молодыми девочками. Либо женатые мужчины со своими любовницами. Либо старые тетки с мальчиками. Тьфу! Разврат и грязь! Живи мы в другое время, квартиру бы спалили, а всех ее «жильцов» сослали бы на каторгу за аморалку.

И, заметив взгляд Киры, старушка рассмеялась:

– А что вы думаете, не только в советские времена аморальный образ жизни наказывался. Цари к таким вот гуленам относились еще хуже. Проституция на Руси была узаконена только в конце девятнадцатого века. До того к гулящим девкам применялись самые строгие меры, вплоть до казни.

– И к мужчинам, которые с ними водились, тоже?

– Ну, мужики-то во все времена умели сухими из воды выскользнуть. Вот думаешь, если завтра вскроется, что Мишка своей жене с ее же племянницей изменяет, кого из дома турнут?

– Племянницу!

– В точку попала, – рассмеялась старушка. – А Мишку поругают да и простят. Вынесут выговор с предупреждением, как у нас на партсобрании любили говорить.

Кира с интересом смотрела на эту пожилую женщину. Она знает имя Михаила. Знает она и Галину. Так кто же она?

– А ты не удивляйся, не удивляйся, – усмехнулась старушка. – Катька-то мне все выболтала.

– Катька?

– Ага, Катюшка-развратница. Племянница Галкина. Тебя ведь Галина за мужем проследить отправила?

И не дожидаясь, пока Кира хотя бы кивнет, старушка снова засмеялась:

– Да ты не смущайся. Не ты первая, не ты последняя. Хорошо еще, что Галина догадалась тебя нанять, не стала сама за мужем следить. Стало быть, тут надежда имеется.

– Надежда на что?

Но старушка неожиданно быстро стала серьезной и наставляющим тоном произнесла:

– На спасение брака – вот на что. Да ты заходи ко мне. Нам с тобой есть о чем побеседовать.

И старушка отворила перед Кирой дверь в свою квартиру. На девушку тут же пахнуло запахом лекарств, кошачьей мочи и старости. Впрочем, запах был не силен. И к нему примешивался куда более приятный запах свежей сдобы и цветочной пыльцы.

– Ступай себе, – спустила старушка с рук свою кошечку. – Только фиалки мои не ешь!

Кошечка что-то коротко мяукнула и прямиком направилась к ближайшему цветку. Устроившись возле горшочка, кошечка замерла в выжидающей позе.