Марина неясно всхлипнула, то ли сопротивляясь, то ли поощряя. Ни один чёрт, никакой ангел не разберёт, а Пашка со своим земным желанием, шальным, захлёбывающимся сердцебиением в висках тем более.

Невольно, рефлекторно, как велит мужская природа, он толкнулся пахом, почувствовал плоский, в то же время мягкий живот, в который упёрся нешуточной эрекцией. У него была здоровая сексуальная конституция, он не помнил осечек, не знал, что значит «не встал», но сейчас член готов был лопнуть. Единственным желанием в обозримым будущем стало одно – кончить. Снять напряжение, которое выросло в доли секунды и продолжало безжалостно расти.

Марина качнулась вперёд, замерла, придвинулась ближе, подняла лицо к Паше. Он посмотрел немного вниз. Красные пятна на нереально бледном лице, припухшие от слёз губы, глаза… выразительное, как… как… Пашка понятия не имел, как что, но проваливался в этот взгляд со скоростью олимпийского чемпиона по санному спорту – вокруг так же неслись границы, рамки, за которые он не должен перелететь.

И которые смелись от одного-единственного поцелуя. Одного. Всего лишь единственного. Несмелого, обрушившегося на него лавиной чувств такой силы, что противиться не мог и не собирался.

Марина сама прикоснулась к его губам. Осторожно, словно пробу снимала. Он же в ответ смёл её губы в жадном поцелуе, ворвался во влажный рот, всё ещё прохладный от воды, почувствовал, как прикусывает сладкие губы, впивается в них, скользит языком по её языку, вынуждает ответить, пойти навстречу его безудержному желанию, похоти.

Он поднимал рубашку Марины одной рукой, сминая ткань. Второй с осторожностью сжал грудь – небольшую и упругую, чувствуя ладонью острый сосок. Не выдержал, скользнул проворными пальцами к пуговицам, ловко расправился с ними. Стянул рубашку с плеч, отбросил в нетерпении в сторону.

В глазах отчаянно потемнело, руки затряслись, кровь рванула с пущей силой, разнося по телу адреналин, всё ещё бушующий, рвущийся наружу тестостерон, требующий взять своё, вжаться, ворваться, получить.

Руки сами жадно обхватили тонкую талию, рванули на себя, впечатали в тело в тело. Марина судорожно дышала, хваталась за футболку Паши, тянула наверх, пытаясь стащить как можно быстрее. Пришлось отстраниться на секунду, снять ткань, отбросить в сторону, как ненужную, раздражающую ветошь.

Одно мгновение. Одного прикосновения обнажённого тела к такому же голому, и остатки самообладания, если они и теплились в Паше, взорвались, как фейерверк в голове и глазах. Яркий, переливающийся всеми оттенками желания, умопомрачительный.

Он навалился на Марину, сообразив кинув под неё свою куртку и придержать, чтобы не упала плашмя. Навис сверху, смотрел бесконечно долгие секунды. Вжался в тело, раздвигая своим коленом её ноги, которые всё ещё были в ненужных в этой ситуации джинсах.

Стоило бы уделить внимание предварительным ласкам, обнимать эту девушку с удивительными глазами долго-долго, ласкать её отчаянно нежно, но ни на что подобное Пашка был попросту не способен. Для этого пришлось бы задуматься хотя бы на долю секунды, остановить себя.

Он же только и мог, что проводить руками по телу, от которого буквально сошёл с ума, оглох, ослеп, потерялся во времени и пространстве, да справится с замком на джинсах. Сначала её, а потом с кнопками на своих штанах.

Марина приподняла ягодицы, он легко стащил джинсы, благо фасон был достаточно широкий, следом скинул свои штаны вместе с бельём. Остановился перевести дыхание, всего на мгновение, на большее не был способен физически.