* * *

6718 год от Сотворения Мира, 04 мая.

Жена пошевелилась, потёрлась о спину:

– Воло-о-одь! Спой мне её.

Не сразу сообразил, о чём она. Ах, да! Песня Любви. Почему бы и нет? Ромейский, возможно, не так выразителен, как родной русский. Но для хорошего перевода подошёл. Даже неполной ночи, помнится, хватило. Лорд обернулся, заключил Сусанну в объятья и почти шёпотом, чтобы не разбудить Сьюзи, запел ей на ушко:

– Луч солнца золотого

Тьмы скрыла пелена.

И между нами снова

Вновь выросла стена!1

Жена, как заворожённая слушала чарующие звуки. Голос у лорда Владимира, конечно, уступал Муслиму Магомаеву. Но здесь-то все считали, что это были его слова и исполнение! Ну, с учётом, ромейского перевода, фактически так и получалось:

– Ночь пройдёт, наступит утро ясное.

Знаю, счастье нас с тобой ждёт!

Ночь пройдёт, пройдёт пора ненастная.

Солнце взойдёт!

Он пел, а какая-то часть сознания всё ещё пребывала во власти воспоминаний. Тогда, в начале января 6701-го, вернуться по реке мимо Кангарда они не рискнули. Оставили теперь уже скмь корабликов под охраной в прежней «нычке» (чуть поднявшись от Орна вверх по широкому ручью). Вместе с конями навьючились награбленным и пешком, в обход столицы, вернулись в лагерь. У Торина всё было в порядке. Он даже организовал питание свежими продуктами, которые закупал для лесных сидельцев «мельник Макэр».

Трофеи разделили на четыре равные части, из которых три раздали благородным Торину Аржантанскому, Волкулу Канантонскому и сэру Жану Дыб-Кальвадосскому. Те не возражали. Из этих долей они уже сами наградили своих отличившихся. Воины, вернувшиеся из набега, сильно изменились. Теперь все действительно ощущали себя непобедимой Стаей. Ощутимо чувствовалось, что боевая сила объединённого каравана возросла. Теперь, уже не скрываясь, кавалькада гордо въехала в столицу.

* * *

Он так и не понял почему, но его перевод песни трубадура действовал на местных красавиц как мощнейшее приворотное. Его даже окрестили «Песней Любви». Ни больше, ни меньше. Сусанна не являлась исключением. Феоктистов ещё не закончил, а сильные руки уже неумолимо тащили его на супружеское ложе. Собственно, он и не сопротивлялся. Именно так, в пылу жаркой безудержной страсти у них когда-то получился старшенький.

Наконец, утомившаяся жена уснула, тесно прильнув к его разгорячённой груди. Владимир лёгкими касаниями поглаживал её волосы, а воспоминания уже вновь вернули в Кангард… Приём у «Чина Ангельского», состоявшийся 7 января 6701 года, действительно, стал испытанием. Князь Ратмир был молод, высок и жилист. Ярко-голубые глаза смотрели настолько жёстко и пронзительно, что оба барона вновь вспомнили лазерный луч. Князь выслушал историю их прибытия из Ванланда и захвата баронского феода. Затем, по одному, опросил рыцарей – свидетелей потустороннего визита прародителя Яфета. А после этого приказал показать возможности ванландцев в схватках с его храбрами. Так здесь называли богатырей.

Тартарийцы из свиты князя вполне соответствовали. Все были как на подбор крупные, плечистые, с резкими и точными движениями. Чувствовалось, что драться они любили и умели. На ристалище выявилась первая интересная закономерность: в учебных схватках пришельцы, в конце концов, проигрывали любому храбру готов. Но после шести, кажется, одиночных боёв, Николаю пришла в голову спасительная мысль:

– Молодцы, тартарийцы! А двое на двое попробуем?

Оказалось, что так бароны Шансона уверенно побеждали аж шестерых. Когда они были вместе, силы и удачливость пары многократно возрастали. Князь заинтересовался, но скрестить меч с ним самим Феоктистов наотрез отказался: