Джаред Кушнер за короткое время – меньше, чем за год – превратился из стандартного демократа, каким он был воспитан, в приспешника трампизма, озадачивая друзей и собственного брата, чьей страховой компании Oscar, основанной на деньги семьи Кушнеров, было суждено пасть жертвой отозванной Трампом программы Obamacare.

Эта смена убеждений стала отчасти результатом бэнноновского настойчивого и харизматичного наставничества – своего рода живого столкновения с радикальными идеями, которые прошли мимо Кушнера еще в Гарварде. И этому поспособствовало разочарование в либеральных элитах, которые он попытался охмурить, купив New York Observer, что ему потом аукнулось. Включившись в предвыборную кампанию, он убедил себя в том, что, чем ты ближе к абсурду, тем все осмысленнее, – трампизм это такой политический прагматизм, который рано или поздно убедит каждого. Но самым главным козырем была их победа. И он не собирался смотреть дареному коню в зубы. А если в трампизме что-то не так, то, твердо верил он, ему удастся это поправить.

Кушнер удивился бы – он всегда не столько восхищался Трампом, сколько посмеивался над ним, – но он чем-то напоминал своего тестя. Отец Джареда, Чарли, был поразительно похож на отца Дональда, Фреда. Оба подавляли своих детей, а те, вместо того чтобы предъявлять потом претензии, демонстрировали преданность. В обоих случаях все было жестко: воинственные, бескомпромиссные, безжалостные отцы причиняли страдания своему потомству, которое должно было завоевывать их одобрение. (Старший брат Трампа, Фредди, по словам многих, гей, потерпел неудачу и, спившись, умер в 1981 году в сорокатрехлетнем возрасте.) Во время рабочих совещаний коллеги смущались, наблюдая за тем, как Чарли и Джаред Кушнер при встрече обмениваются поцелуями и взрослый мужчина обращается к отцу “папочка”.

Ни Дональд, ни Джаред, имея таких властных отцов, не пришли в окружающий мир людьми подавленными. Неуверенность в себе компенсировалась твердостью установок. Оба “с периферии” (Кушнер из Нью-Джерси, Трамп из Квинса), они горели желанием проявить себя, заявить свои права на Манхэттен и производили впечатление самоуверенных, самодовольных и заносчивых. Оба ходили такие лощеные, что это производило впечатление скорее комическое, чем благородное. Оба, сознательно или бессознательно, кичились своей привилегированностью. “Некоторые привилегированные люди, отдавая себе в этом отчет, стараются прятать концы в воду – Кушнер же каждым словом и жестом это подчеркивал, иногда просто не осознавая”, – сказал один высокий начальник из нью-йоркских СМИ, имевший дело с Кушнером. Оба существовали в своем узком привилегированном кругу. Главной задачей, которую они себе ставили, было пробраться в еще более привилегированный круг. Восхождение по социальной лестнице – вот чем они занимались.

Джаред часто обращался к старшим товарищам. Руперт Мёрдок проводил с ним на удивление много времени. Молодой человек спрашивал совета у пожилого медиамагната, сам планируя пробиться в эту сферу. Еще Кушнер долго обхаживал Рональда Перельмана, миллиардера-финансиста и мастера поглощений, который позже будет принимать Джареда и Иванку в своей домашней синагоге во время больших еврейских праздников. И, разумеется, Кушнер обхаживал Трампа. Тот проникся к нему теплыми чувствами и с необычной для себя толерантностью отнесся к желанию дочери перейти в ортодоксальный иудаизм, поскольку это было необходимым условием брака. Точно так же Трамп в молодости искал себе пожилых покровителей, включая Роя Кона, яркого адвоката и посредника, который был правой рукой главного жупела “красных”, сенатора Джо Маккарти.