Ранд удержался от вопроса, не найдется ли кто с чуть менее чувствительной честью. У айильцев чувство юмора – штука странная, зачастую жестокая, но кое о чем с ними никогда не стоит шутить. Не ровен час, они вообще не поймут, что тут смешного.

Чтобы сменить тему, Ранд спросил:

– Есть какие-нибудь вести из-за Драконовой Стены?

Ответ он уже знал: подобные новости разлетаются быстро даже среди такого множества айильцев, что собрались у Руидина.

– Ничего, о чем стоило бы упомянуть, – отозвался Руарк. – Из-за беспорядков у древоубийц мало купцов явилось в Трехкратную Землю. – Так айильцы называли Пустыню – наказание за их грех, испытание их мужества и наковальня, где им придадут форму. Древоубийцами айильцы называли кайриэнцев. – Драконово знамя по-прежнему развевается над Тирской Твердыней. Тайренцы двигаются на север в Кайриэн, чтобы, как ты приказал, раздать еду древоубийцам. Больше ничего.

– Лучше бы эти древоубийцы подохли с голоду, – пробурчал Бэил, и Джеран захлопнул рот. Ранд заподозрил, что тот собирался сказать нечто очень близкое словам Бэила.

– Древоубийцы ни на что не годны, разве что перебить их либо продать, как скот, в Шару, – угрюмо заметил Эрим.

Именно так айильцы поступали с теми, кто являлся в Пустыню незваными гостями; лишь менестрелям, торговцам да Лудильщикам дозволялось входить в их край свободно, хотя Лудильщиков айильцы избегали точно чумных. Шарой назывались земли к востоку от Пустыни, и даже айильцы немногое знали о тех странах.

Краем глаза Ранд заметил стоящих в ожидании в высоком арочном проеме двух женщин. Вместо отсутствующих дверей в проеме висели нити разноцветных бус, красных и синих. Одной из женщин была Морейн. На миг у Ранда мелькнула мысль заставить их немного потоптаться у порога – уж больно раздражало повелительное выражение лица Морейн, которая явно ожидала, что ради нее вожди и Ранд немедленно прервут свой разговор. Правда, тем для обсуждения уже не осталось, и по глазам вождей он видел, что им совсем не хочется продолжать беседу. Слишком свежи были упоминания об откровении и о Шайдо.

Вздохнув, Ранд встал, его примеру последовали и клановые вожди. Кроме Гана, Ранду никто не уступал ростом. Там, где Ранд провел детские годы, Гана сочли бы человеком среднего роста, а то и выше; среди айильцев же он считался малорослым.

– Вы знаете, что делать. Привести остальные кланы и как следует приглядывать за Шайдо. – Он помолчал, потом добавил: – Все кончится хорошо. Хорошо для Айил – насколько я сумею.

– Пророчество гласило, что ты расколешь нас, – мрачно заметил Ган, – и начал ты соответственно. Но мы пойдем за тобой. Пока не сгинет тень, – продекламировал он, – пока не спадет вода, в Тень, оскалив зубы, с последним вздохом бросить вызов, чтоб в Последний День плюнуть в очи Затмевающему Зрение. – Затмевающий Зрение – таково было одно из прозвищ Темного у айильцев. А еще одно – Ослепляющий.

Ранду ничего не оставалось, как ответить обусловленными ритуалом словами – которых он когда-то не знал:

– Клянусь честью моей и Светом, жизнь моя будет кинжалом в сердце Ослепляющего.

– И до Последнего Дня, – закончил айилец. – До самого Шайол Гул.

Мерно тренькали струны арфы.

Вожди цепочкой прошли мимо двух женщин, с почтением глядя на Морейн. Никакого страха перед ней они не чувствовали. Как бы Ранду хотелось такой же уверенности в себе. Морейн имела на него слишком большие виды, протянула к нему слишком много ниточек-тяжей, которыми его захлестнула. И Ранду невдомек, когда и как она за них потянет.