Я усмехаюсь. Конечно, просто повезло.

В пожарную часть люди приходят не за деньгами. Это сто процентов. Столько энтузиастов под одной крышей я никогда не видел.

Есть такая профессия – Родину защищать. А есть профессия – оберегать мирное население от огня. И мы свое дело знаем. Сразу скажу, приживаются в МЧС не все. Работа специфическая: во-первых, требует сил и выносливости, во-вторых, морально сложная. Но уж если привык – ты здесь минимум на двадцать лет. До пенсии.

Мне двадцать восемь, и на службе – последние семь из них. Давно мог бы стать начальником караула. Только вот карьерный рост – не мое. Я хочу зарабатывать по-человечески, возиться с железками в гараже и заниматься любимым пожарным делом. Тем, чему меня когда-то научили и что я хорошо умею.

А еще хотелось бы жить в свое удовольствие, а не на лопате у начальства.

Я… совсем не амбициозный. С детства так повелось и осталось.

Рабочий день начинается неспеша.

Сразу готовлю амуницию для первого выезда. Штанины натягиваю на сапоги и складываю так, чтобы можно было быстро впрыгнуть, куртку оставляю на вешалке. Каску с подшлемником и огнеупорные краги – на крючки.

Смена в пожарной части ограничена строгим распорядком дня. Это только кажется, что мы спим да в телефонах зависаем. На посту ГЗДС в присутствии начальника караула проверяем дыхательные аппараты. Затем проверка пожарных единиц и оборудования, теоретические и практические занятия, если повезет – собранный командой небольшой спортзал.

– И че мне делать с Есей, Тох? – снова пристает Саня, разматывая рукав.

Я зависаю. Ни в одном распорядке дня почему-то не значится, что делать, если на любимую девушку друга третий день стоит.

– Прощения проси, – бурчу, сжимая зубы.

– А как?

Да, едрит-Мадрид! Всему учить надо!

– Букет ей купи, Саш. Конфет. Глобус. Линейку. Ручку с красной пастой. Не знаю, че она там у тебя любит?

А лучше купи кляп и трахни эту высокомерную сучку как следует… Это уж не советую. Про себя проговариваю. Думать о причинах подобной жадности нет желания.

Зародыш качает головой так, будто только осознал чудовищность своего поступка.

– Зая меня не простит…

Выглядит удрученным. Мне становится его жалко, несмотря на то что до чертиков смешно.

Ну какая из Файер Зая? Геенна она огненная! Два дня уже в печенках.

– На хера ты тогда так? Че тебе не хватало, Сань? – срываюсь.

– Бес попутал… Я, вообще, не хотел. Все само собой вышло…

– Ну ты мне-то не рассказывай, – рассекаю воздух ребром ладони. – Я не Есения. В басни эти не верю.

– Тох. Сгоняй со мной завтра к ней, а? Зая сказала, если после смены не приеду, шмотки мои с балкона выкинет. Она может.

– Ладно, – вздыхаю, закатывая глаза.

Студентка Даша снова отменяется.

– Только это… ты ведь помнишь, что она терпеть тебя не может? – вспоминает Саня.

– Да мне по барабану. Я не «Красное и Белое», чтобы всем нравиться, – недовольно ворчу.

Диспетчер объявляет выезд, и всех ветром сдувает в бокс.

Когда уже экипированные едем на вызов, смотрю прямо перед собой и размышляю… Терпеть она не может.

И кто эту училку, вообще, спрашивает?..

– Здесь паркуйся, Тох. Прямо у дороги! – кричит Саня, приоткрыв дверь четырки. – Там у подъезда вечно не приткнуться.

– Лады.

Заглушив «Субару», выбираюсь на улицу и озираюсь. Мозг со смены – как подтаявшее мороженое. Реакции ноль. Распинываю желтые листья у обочины и устало вздыхаю.

Ну что ж… Есения Файер…

В моем представлении скучные дотошные училки должны жить именно в таком дворе: закрытая домами и высокими арками территория, старая убитая детская площадка и четырехэтажные сталинки кирпичного цвета.