Повитуха наклонилась вперед, протянула руки и просунула ладони под внучку, стараясь не задеть руку ее матери. Дитя зашевелилось, зажмурило глазки, но не издало ни звука. Анна Магдалена улыбнулась и медленно, осторожно подняла младенца.

Катрин пошевельнулась и тихонько застонала во сне. Пожилая женщина застыла, все еще склонившись над кроватью и держа ребенка на вытянутых руках.

Прошло несколько волнующих секунд. Наконец Катрин успокоилась и снова засопела. Анна Магдалена неслышно вздохнула, прижала ребенка к груди и босиком отправилась в ночь.

– Диана, защити нас в ночи! – взмолилась она, ступая мозолистыми ногами по мокрой, холодной траве.

И внезапно стало очень светло: теперь она могла видеть каждую травинку, каждый цветочек, каждое растение, даже зайчишку, вставшего на задние лапки и нюхавшего воздух. Подняв глаза, она увидела восковую луну, выплывшую из убегающих облаков и окруженную розовато-лазоревым туманом. И тут же ее охватило сильнейшее чувство любви и осознание своего предназначения; время словно остановилось: она рождена для этого мгновения, до которого она за всю свою жизнь не сделала ничего и ничего не сделает после. Она рождена для того, чтобы идти по траве и цветам, прижимая к груди младенца.

Она поднесла ребеночка к губам и поцеловала его невероятно нежный лобик. Ребенок во сне нахмурился и стал похож на забавную обезьянку. Между бровками появилась морщинка – и тут же черты разгладились. Анна Магдалена тихо рассмеялась...

И внезапно замолчала, услышав волчий вой – неподалеку, в глубине оливковой рощи, то есть именно там, куда направила теперь богиня ее стопы. На миг – но не более – она остановилась и увидела в темноте блеск злобных глаз – тех глаз, которыми смотрела тогда на нее Катрин, глаз врага.

В ней шевельнулся страх, но она его быстро подавила.

– Принадлежите вы этому миру или нет, – обратилась она к этим созданиям, – но – во имя богини – убирайтесь прочь и держитесь подальше!

Она быстро и решительно пошла вперед, а вой и глаза мгновенно исчезли.

Ни души не встретила женщина с младенцем, пока не пришла к священной оливковой роще, посаженной римскими завоевателями, где древние деревья протягивали к небу серебристые ветви. Едва Анна Магдалена ступила под первую же раскидистую крону, как ветви и листва закрыли от нее луну, и лунный свет просачивался теперь тонкими лучиками, освещая лишь крохотные клочки влажной земли и редкой травы. Многие годы она часто приходила сюда по ночам, ведомая сначала инстинктом и приливами луны, а потом – для участия в обрядах братства. Она хорошо знала эту дорогу.

С деревьев, растущих на краю рощи, урожай был снят, но в ее глубине деревья остались неубранными: весь урожай был оставлен в честь Царицы Небесной. Анна Магдалена наступала на спелые оливки и вдыхала сильный запах, распространявшийся раздавленными ягодами. Завтра на ногах будут уличающие черновато-фиолетовые пятна, и их надо бы прятать от Катрин...

Наконец она пришла на маленькую полянку, где стояла статуя Матери (в образе Девы Марии). Вырезанная из дерева статуя была очень старая; нос почти сгнил, и краска на нем держалась с трудом, как бы ни старались ее с любовью восстанавливать ежегодно во время майского праздника. На ногах статуи были царапины и отметины, оставленные, видимо, когтями какого-то дикого зверя. Свежий венок из веточек розмарина, украшенный сверкающими дождевыми каплями, венчал ее голову, покрытую небесно-голубым покрывалом, но гирлянда из более нежных полевых цветов, что на шее, пострадала от дождя. Анна Магдалена благоговейно приблизилась к статуе и свободной рукой сняла с плеч богини мокрые оливковые листья и чуть поправила гирлянду.