«Кто-то все это спланировал заранее, – вспомнил Купер слова Итана. – Какова вероятность того, что он действовал от чистого сердца?»

У солдата, стоявшего возле лестницы секции С, на подбородке расцветало целое созвездие прыщей. Проверив предъявленные ему значки, он спросил у Купера:

– Хотите, чтобы я отпер, сэр?

– Их держат взаперти?

– Да, сэр. В целях безопасности.

Купер уставился на него и сказал:

– Си-шесть-восемь.

Охранник пошел наверх, Купер двинулся следом, держась одной рукой за перила. Он вдыхал застоялый запах пива и вел подсчеты в уме.

«Семь в одном ряду, двадцать рядов в секции, двадцать секций, всего около трех тысяч. Три тысячи клеток.

Клеток для таких, как ты».

Когда они дошли до клетки Винсента, охранник провел карточкой по считывателю электронного замка, взял на изготовку винтовку и объявил:

– Си-шесть-восемь! Посетитель.

Он потянулся к ручке двери, но Купер остановил его:

– Я сам.

– Вы уверены?

– Уверен.

Он дождался, когда охранник уйдет, и открыл дверь.

Панельная комната имела в ширину менее полутора метров и в длину около двух с половиной – размер стенного шкафа или листа фанеры. Коробка без окон, места достаточно лишь для койки и биотуалета, вонь которого стояла в воздухе. У лежащего человека были тонкие черты актера с рекламы шотландского виски, хотя его привлекательной внешности не шли ни синяк под глазом, ни сломанный нос.

Не отводя взгляда от лампы, Винсент Лус сказал:

– Вы не охранник.

– Меня зовут Ник Купер. Нам нужно поговорить.

– О чем?

– Не хотите подышать воздухом? – спросил Купер, показав на дверь.

Прежняя ложа для прессы – вот самое тихое место, какое им удалось найти, отсюда когда-то трехмерные камеры вели запись игр «Ников». Винсент прислонился спиной к наружной стене, уставился на превращенную в тюрьму арену. Его побитое лицо отражалось в стекле.

– Вы здесь ведете допросы и пытаете водой? Должен вам сказать, я ничего не знаю о тайных планах анормальных.

– Я хочу поговорить о докторе Эйбрахаме Каузене.

– Вы шутите? – повернулся к нему Лус, и в его глазах сверкнул огонек. – Невероятно.

Купер хотел было объяснить, но передумал.

«Это не защитное поведение».

– Сначала он выдает меня фашиствующим гопникам-сосе дям, которые… – Он оборвал себя, не закончив предложения. – А когда я с испугу принял идиотское решение прийти сюда, он хочет спасти положение? Пошел он к черту, ваш Эйб. Я уж лучше останусь здесь, чем назову его спасителем.

– Я думал… – начал Купер и замолчал.

Он понял, что что-то упустил, что-то важное.

– Таково его представление о жесте любви? – сказал Винсент.

«Опа».

Купер скосил взгляд на Итана, который лишь пожал плечами: я, мол, ни о чем таком и не догадывался.

– Значит, вы с Эйбом – пара?

– Мы порвали отношения год назад, если уж вы назвали нас парой. Чтобы жить вместе, нужно уважать друг друга. Он никогда не видел во мне личность. Скорее – фетиш.

– Что вы имеете в виду? – спросил Купер, выкатил кресло на колесиках и сел.

– Он любит мозганов, – сказал Винсент. – Ко мне он не питал никаких чувств – только к моему дару. А его работа! Он мог бы изобрести средство от рака, а он всю свою энергию тратит на то, чтобы найти способ сделать обычных людей сверходаренными.

– Постойте-ка, – встрял Итан, – он рассказывал вам о нашем исследовании?

Винсент наклонил голову. Его пальцы, длинные и гибкие, выстукивали какой-то ритм по стеклу.

– Вы Итан Парк.

– Мм. Да.

– Я много слышал о вас. Столько, что даже ревновать начал.

– Я… и я тоже. К вам.

– Сомневаюсь, – мрачно улыбнулся Винсент. – Эйб никогда не говорил о вещах, которые ему безразличны. Но вы были его маленьким гением. Он сказал, что без вашей работы о теломерных последовательностях ничего бы не получилось. И он бы теперь не знал, что значит чувствовать себя богом. Сноб.