– А мы – Синеличи! – подхватил другой голос.

– И где ваша Межа?

– Вон там. – Ей показали в другую сторону, где зеленел лес.

– Но почему вы здесь, а не в Меже? Кто вас привел сюда?

– Это… – Подросток хотел ответить, но голос его почему-то прервался, на глазах заблестели слезы… – Это она…

– Ее игрецы! – таким же дрожащим голосом подхватил кто-то.

– Нас… хотели… съе-е-е-есть… – прозвучал еще один надрывный от подступивших слез голос же окончательно перешел в плач.

И тут дружно зарыдали все – мальчики и девочки, совсем маленькие и постарше. Дивляна беспомощно огляделась, чувствуя себя незадачливым пастухом среди ревущего стада. И такой глубокий, застарелый ужас слышался в этом плаче, такая безнадежность, что ее мороз продрал по коже и захотелось бежать. Несмотря на яркое солнце, синее небо, живую зелень и тепло вокруг, ей стало жутко. Она действительно попала на Ту Сторону, где творятся какие-то страшные, непонятные, жестокие дела! Она и правда забрела в какую-то ужасную баснь, из тех, которыми пугают непослушных детей.

И тут у нее отлегло от сердца: на опушке, откуда она пришла, мелькнуло несколько знакомых фигур – сперва вышел братец Селяня с озадаченным лицом, потом Душила и Осташка. Обернувшись, тот торопливо махнул кому-то рукой, и появился Белотур, а за ним Велем. Все были растрепанные, явно еще не умытые, кое-как подпоясанные, Селяня даже босиком – видимо, проснулись, обнаружили исчезновение своей Огнедевы и кинулись во все стороны искать пропажу. И надо было видеть их лица, когда они обнаружили Дивляну – на чужом жальнике, в окружении незнакомой ревущей детворы!

А она, пробившись через толпу, бросилась к своим, схватила Велема за руку и затеребила, не давая ему раскрыть рта:

– Они лежали здесь, они лежали прямо на земле! Я думала, они все мертвые!

Заметив чужих мужчин, дети перестали реветь, сбились в тесную кучку и замолчали, настороженно их оглядывая из-под падающих на глаза светлых влажных волос. Теперь было видно, что они все или почти все близкие родичи – одинаковые узоры на рубашках, очень схожие лица, как и бывает в родах, где жизнь проживают бок о бок и даже думают одинаково.

– Они из Межи, – пояснила Дивляна. – И их кто-то хотел съесть…

Один из мальчишек вдруг сорвался с места и бросился бежать. Другие тоже встрепенулись. На опушке того леса, за которым, по словам детей, находилась Межа, появились люди – мужики с кое-как завязанными поверх сорочек поясами, женщины в поспешно намотанных убрусах, с заплаканными лицами. Сорвавшись с места, дети кинулись к ним, женщины бежали им навстречу, причитая на ходу, а мужчины настороженно и враждебно разглядывали чужаков. Многие сжимали топоры…

Белотур поднял руку, словно призывая к вниманию, и сделал шаг вперед. Несмотря на простую одежду, весь его облик был полон уверенной силы и дышал привычкой повелевать – он был безоружен, но местные попятились.

– Здоровы будьте, люди добрые! – окликнул он. – Чьего вы роду, чьего племени?

– Мы-то – Кореничи межевские. – Один из мужиков вышел вперед, еще сжимая топор в опущенной руке. Лет ему было на вид сорок с чем-то, а светлые волосы и голубые глаза позволяли предполагать в нем отца или деда кого-то из озябших детишек. Судя по беспокойным взглядам, которые он невольно бросал, в детской стайке и впрямь имелись его потомки. – Я – Милоум, Кручинович сын, Пытигневов внук. Со мной братья мои Кореничи, а еще Синеличи, себры наши и сваты. Земля эта наша, уж пятое колено наших родов ею владеет. А вы кто и что на нашем жальнике родовом делаете?