Вечером того же дня, уже в сумерках, они снова встретились. Эпторп в последние несколько часов явно не расставался с бутылкой, ибо дошел до кондиции, которую сам называл «навеселе», а окружающие идентифицировали по нездешней торжественности лица. Когда Эпторп приблизился, Гай с изумлением заметил, что он в строгой последовательности выполняет телодвижения, в казарменном городке применяемые при отдании чести старшим по званию. Эпторп сунул трость под левую мышку, с живостью изобразил взмах правой рукой и устремил невидящий взгляд вдаль. Гай бросил добродушное «Добрый вечер, капитан» – и слишком поздно заметил, что Эпторпова ладонь успела взметнуться до уровня плеча с целью ответить на несостоявшееся приветствие. Рука упала, взгляд зафиксировался на противоположном краю долины, и Эпторп прошел мимо, громыхнув некстати подвернувшимся ведром.

Вероятно, давешнее Гаево приветствие запало ему в душу. Вечером Эпторп не обиделся, видимо, только по инерции. Зато на следующий день головокружение от успехов уступило место практичности, расстройству желудка и новой идее фикс.

Перед первым построением Эпторп сказал:

– Послушай, Краучбек, старина, я был бы очень тебе признателен, если б ты отдавал мне честь всякий раз, когда мы с тобой пересекаемся на территории лагеря.

– С какой это стати?

– Как с какой? Я же отдаю честь майору Тренчу.

– Еще бы ты не отдавал.

– А разница между ним и мною такая же, как между мною и тобой, старина, если, конечно, ты намек словил.

– Эпторп, милый мой, кому отдавать честь, когда и каким образом, нам популярно объяснили в первые дни службы.

– Неужели ты не понимаешь, что я – исключение? В истории полка прецедентов нет. Мы с тобой стартовали на равных условиях. Это было совсем недавно. Случилось так, что я стал лидировать. Естественно, будь у меня несколько лет опыта жизни в высоком чине, мой авторитет сам собой бы за эти годы накапливался. Но я выдвинулся неожиданно быстро. Мне придется первое время всячески укрепляться на новой позиции. Краучбек, пожалуйста, отдавай мне честь. Как друга тебя прошу.

– Извини, Эпторп. Не могу, и все тут. Сам подумай, каким болваном я буду себя чувствовать.

– Тогда хоть остальным мою просьбу передай.

– Ты серьезно? Уверен, что не передумаешь?

– Я на эту тему уже все передумал.

– Ладно, Эпторп, будь по-твоему. Передам.

– Конечно, я не могу приказывать. Преподнеси это как мое настоятельное пожелание.

Эпторпово «настоятельное пожелание» скоро было озвучено в массах, и несколько дней бедняга расхлебывал последствия. Завидя впереди офицера, Эпторп теперь напрягался, ибо не знал, чего ждать. Порой младший офицер отдавал ему честь с серьезнейшим выражением лица; порой проходил мимо, словно вовсе не замечая капитана Эпторпа; порой едва прикладывался к козырьку и бросал: «Привет, дядя».

Де Суза отличался особо изощренной жестокостью. При появлении Эпторпа он совал трость под левую мышку и переходил на строевой шаг, пожирая Эпторпа глазами. Однако, не дойдя до капитана двух шагов, де Суза внезапно забывал о выправке, выказывал огромный интерес к какому-нибудь случайному растению, а однажды рухнул на одно колено и, не сводя с Эпторпа преданного взгляда, сделал вид, что завязывает шнурок.

– Знаешь, дружище, а ты таки доведешь беднягу – он совсем ума решится.

– Ой, доведу, дядя. Как пить дать, доведу.

Веселье кончилось однажды вечером – подполковник Тиккеридж вызвал Гая к себе в канцелярию.

– Садитесь, Гай. Я хочу поговорить с вами неофициально. Меня очень беспокоит Эпторп. Скажите честно – у него с головой все в порядке?