Никто и не собирался.

– Да расслабьтесь, команды «Смирно» для сидящих не существует, – смилостивился Ричи-Хук, видя, что офицеры сидят будто штыки проглотили. Ослушаться команды «Расслабьтесь» не посмели, но попытка не удалась. Один только Триммер легкомысленно поставил локоть на стол, попал по вилке, вилка звякнула о тарелку, бригадир вскинулся:

– Обедать еще не пора.

Гай невольно подумал о розгах. Он бы ничуть не удивился, достань сейчас бригадир хорошую розгу и призови Триммера к ответу. Бригадир еще не озвучил ни единой претензии, никого, кроме Триммера, не отличил замечанием, но под свирепым взглядом этого одиночного глаза на курсантов уже тяжкою ношею легло чувство вины во всем и вся.

Над головами множились призраки раз навсегда напуганных школяров; стало трудно дышать. Меж потолочных балок густел запах вареной капусты; Гай почти слышал голоса, тонкие и ломающиеся: «Директор совсем озверел», «Кто нынче будет козлом отпущения?», «А почему как что, так Браун?»

В тот день слова литургии долго отдавались в Гаевом мозгу: Memento, homo, quia pulvis es, et inpulverem reverteris[17].

Наконец бригадир заговорил:

– Сдается мне, джентльмены, никому из вас не повредит недельный отпуск. – Серое бригадирово лицо исказила улыбка, от которой аудитория содрогнулась, паче чем давеча – от хмурого взгляда. – Отдельным персонажам не придется даже озаботиться возвращением в полк. Они получат соответствующие уведомления через так называемые соответствующие каналы, простите за скверный каламбур.

Начало было блистательное. Бригадир и не думал брюзжать и метать громы и молнии – он лишь слегка припугнул. Он вообще тяготел к эффекту обманутого ожидания. Потакая своей склонности, он нередко прибегал к жестокости, порой к откровенной несправедливости – но безо всякого удовольствия, а единственно ради конечного результата. Сейчас, обозревая пришибленных офицеров, Ричи-Хук, пожалуй, мысленно торжествовал победу.

– О чем я действительно сожалею, джентльмены, так это о том, что не приехал к вам раньше, – продолжал бригадир. – Сформировать бригаду – дело куда как сложное; многие из вас даже приблизительно не представляют всего объема работ. В этом-то аспекте я ваш полк и рассматриваю. Я давно за вами слежу. Например, мне известно, что в Кут-эль-Имаре вы не обнаружили элементарных удобств. С другой стороны, офицеры-алебардщики должны учиться сами создавать себе условия для комфортной жизни. Я прибыл к вам как друг. Вчера я рассчитывал обнаружить, что вы уже вполне обустроились в Кут-эль-Имаре. Я приехал в семь вечера. И что же? В лагере не было ни единого офицера. Конечно, нигде не написано, что офицеры должны ужинать вместе. Я предположил, что у вас некий праздник, вот вы и покинули эти стены. Спросил поставщика провизии из гражданских и выяснил, что вечер самый обычный. Кстати, этот джентльмен не сумел назвать по фамилии ни одного члена клубного комитета. Короче, я понял, что корабль ваш, фигурально выражаясь, дал течь еще до спуска на воду.

Сегодня утром я наблюдал ваши занятия. Что я могу сказать? Посредственно, джентльмены, – вот моя оценка. Специально для молодых офицеров, которые не в курсе, что значит «посредственно», перевожу: «посредственно» в армии значит «курам на смех». Не стану утверждать, что вина целиком и полностью ваша. По крайней мере, на вашем счету ни одного воинского преступления. Однако хороший офицер хорош не потому, что не совершает воинских преступлений.

Но главное, джентльмены, вы пока не являетесь офицерами. Ваше двусмысленное положение имеет свои преимущества. Как для вас, так и для меня. Ни одному из вас его величество не присвоил офицерского чина. Вы находитесь на стажировке. Я хоть завтра могу отправить вас по домам без дальнейших объяснений.