Гай взял лакированный ящичек, который при ближайшем рассмотрении оказался полон пузырьков с наклейками «Яд», поставил на стол, а Эпторпу подал бумагу.

– Как думаешь, годится, если написать «Сэр, настоящим имею честь уведомить вас»?

– Не годится.

– Тогда просто «Достопочтенный полковник Грин»?

– Лучше «Достопочтенная миссис Грин».

– Точно. Нужно же к хозяйке обращаться. Краучбек, ты гений этикета. «Достопочтенная миссис Грин». Без вариантов.

Полк алебардщиков отличался поголовным присутствием на каждой церковной службе. Папизм и сектантство были здесь вроде экзотики. Подготовка к конфирмации, осуществлявшаяся капелланом, входила в число обязательных дисциплин для новобранцев. Городская церковь являлась заодно и полковой часовней. По воскресеньям для полка резервировался весь задний неф. Строевым шагом, повзводно шествовали алебардщики к воскресной обедне. После обедни вдовы, жены и дочери военных, которыми изобиловал город, которым алебардщики стригли газоны, а интенданты тайком продавали говядину, с молитвенниками собирались в офицерском клубе, чтобы в течение часа пить чай и перемывать кости. Более ни в одном уголке Англии поздневикторианский дух не возрождался в столь полном объеме – и в столь непринужденной обстановке.

Гай, как единственный офицер-католик, отвечал за посещение месс. Католиков в полку насчитывалось не больше дюжины, все военнообязанные ополченцы. Еще на плацу Гай проверил, в порядке ли их форма, и повел своих подопечных в крытую жестью церквушку, что размещалась в переулке. Святой отец, недавний выпускник колледжа Святого Патрика, с большим скептицизмом относился как к Великому альянсу, так и к британской армии, последнюю полагая виновницей прогрессирующей распущенности нравов в отдельно взятом городе. Правда, в то утро проповедь на однозначно оскорбительную не тянула; святой отец даже не дал материала для письменной жалобы, и все-таки при словах «Нам выпало жить в страшные времена сомнений, опасностей и страданий» Гай едва не задохнулся от возмущения. Времена-то были отмечены славой, самоотвержением и героизмом.

После мессы, когда солдаты уже вышли из церкви и построились, чтобы проделать славный путь обратно в казармы, святой отец тронул Гая за рукав.

– Капитан, заглянули бы в мое скромное жилище. Мне тут один добрый самаритянин бутылочку виски преподнес, так вот она стоит и плачет, бедная, умоляет, чтоб ее откупорили.

– Не могу, отец Уилан. Надо солдат в казармы отвести.

– Хороша же у нас армия, нечего сказать. Двенадцать человек здоровенных парней сами дорогу не найдут, что ли? Полмили без офицера не осилят?

– Таков приказ, ничего не попишешь.

– Кстати, капитан, позвольте напомнить, что его светлость хотел бы получить список всех католиков-алебардщиков. В прошлое воскресенье я уже имел удовольствие сообщить вам об этом.

– Спасибо за трогательную заботу. Вероятно, в отсутствие католического капеллана вам, отец Уилан, от военного министерства идет дотация, размеры которой напрямую зависят от количества душ?

– Ну идет, и что? Все по закону, капитан.

– Я не капитан. Обратитесь к начальнику отделения личного состава.

– Да я ведь человек мирный – где уж мне в чинах разбираться?

– Просто напишите: «Королевский полк алебардщиков, начальнику отделения личного состава». В собственные руки передадут.

– Не хотите помогать – не надо. Да пребудет с вами Господь, – процедил отец Уилан и обернулся к женщине, которая, видимо, давно уже стояла подле него. – Итак, дочь моя, нынче-то что вас тяготит?