— Вы только не рассчитывайте на многое. Сегодня я, конечно, тоже слегка пьяна… вами. Но гномьи наливки бьют по мозгам несколько другим образом, и я за вчерашнее не отвечаю. Что вам сыграть?

— Что душа просит, — вот вроде бы улыбнулся, но глубже, в подсознании, уже серьезен.

Нет, я не буду играть ему гномью плясовую, нечего ехидничать. Да, я не знаю песен этого мира, а своих петь не могу. Музыка со мной всегда, а слова… впрочем, зачем они нужны, на самом деле? Когда в эту комнату, в этот мир и в наши души входит гениальный Шопен и его «Вальс дождя»*…

Ты не знаешь про дождь… но ты слышишь его тихий шорох за нежным перебором струн. Здесь, у горящего камина, гитара поет тебе о легком кружении капель, о мокрых желтых листьях на дорожке в парке, о запахе осени… о волшебном танце природы чужого мира. Чужого, но уже такого близкого и так похожего на твой. И ты уже готов танцевать вместе с дождем, кружиться в незнакомом танце, обнимая тонкую девичью фигурку. Она такая хрупкая и едва достает тебе до плеча. У нее темные волосы чуть ниже плеч, карие глаза, и… вдруг на чужом лице появляется моя улыбка. И глаза светлеют, светлеют… А волосы уже падают золотисто-русой волной до талии, ластятся к твоим рукам. Это мой дождь, и танцуешь ты со мной.

Я слишком увлеклась этим танцем и упустила момент, когда в мою музыку прокрались чьи-то чужие ноты. Сначала они были тихими и редкими, затем стали вплетаться в мелодию все увереннее, меняя ее, коверкая, делая неправильной. Почти угрожающей. Хотя почему «почти»? Они действительно несли угрозу.

Не знаю, как и откуда это пришло, но я вдруг поняла: нельзя останавливаться, нельзя прекращать играть. Да я бы и не смогла — пальцы словно сами летали по струнам, больше мне не подчиняясь.

И тут меня взяла такая злость! Эта чужая магия — я уже знала, что музыкой в моей голове отдается именно магия! — посмела испортить такой красивый вальс и такое настроение!

Усилием воли сбросив наваждение, я сжала зубы и вернула себе свои собственные руки. И несмотря на то, что гитара-предательница уже и без моей помощи продолжала угрожающе звенеть чужим вмешательством, я упрямо взяла нужный аккорд, ломая злой, неправильный ритм.

Пространство вокруг странно искривилось и поплыло. Я еще видела Виланда, но он был пугающе неподвижен, с застывшим лицом и темными провалами глаз. Реальность шла волнами, то унося его куда-то далеко, то бросая так близко, что я видела остановившийся взгляд. Где-то за стеклянной стеной искривления распахнулась дверь, и вбежал тот самый эльф… заместитель…

Музыка вырвалась из-под пальцев и ударила по нему как тараном, сбивая на пол, скручивая в болезненной судороге стройное тело, вырывая крик. Ах ты, зараза! Да хрен тебе! Я не дам себя использовать для чего-то… чего-то гадкого!

То, что происходит, — неправильно, страшно и больно отдается где-то внутри, в пустоте, где совсем недавно я чувствовала теплое и почти родное присутствие...

Я еще никогда в жизни не боролась с… музыкой. И не получала от нее сдачи. По рукам, словно электрическими разрядами, по сознанию… А когда поняла, что не справляюсь, что чужая магия перекрывает даже мои правильные аккорды, — я запела. Вплетая самое себя в свою мелодию, в эту силу, с которой я рвала, меняла чужие лады.

Голос набрал мощь, взвился до фортиссимо и взорвал пространство!

Тихо… темно… мокро. Нежно шелестят в листве мелкие капли воды, стекаются в крупные и падают мне на лицо чужими холодными слезами. Дождь... дождь?! Ничего себе, поиграла с магией в вальс Шопена…