Я беру стакан.
– Я чудовищно обаятелен.
Уинстон бормочет сквозь зубы что-то нецензурное.
– Эй, кстати. – Я делаю глоток кофе. – Сказал уже, а?
Уинстон моментально краснеет. Отводит взгляд.
– Нет.
Я поднимаю свободную руку.
– Эй… я не настаиваю, нет. Просто интересуюсь.
– Я пока жду подходящего момента, – отвечает он.
– Круто. Конечно. Просто радуюсь за тебя, вот и все.
Уинстон глядит на меня, легкая улыбка кривит ему губы.
Он давно влюблен в Брендана, и об этом знаю я один. Уинстон и не рассчитывал заинтересовать его, так как всем известно, что Брендан встречается только с девушками. Впрочем, несколько месяцев назад у него была короткая связь с неким типом из «Пойнта», вот тогда Уинстон со мной и поделился. Просил никому не говорить, сказал, что хочет сам признаться Брендану в подходящий момент, и с тех пор собирается с духом, чтобы намекнуть ему. Беда в том, что Уинстон считает себя староватым для Брендана, и боится, что если тот его отвергнет, то их дружбе конец. Потому и ждет. Подходящего момента.
Я хлопаю его по плечу.
– Рад за тебя, брат.
Уинстон издает нервный, хриплый смешок.
– Было бы чему радоваться. – Потом встряхивает головой, будто прочищает мозги. – По-любому – наслаждайся кофе. Пойду возьму себе другой.
Я салютую ему стаканом с кофе, одновременно благодаря и прощаясь, а когда отворачиваюсь, чтобы собрать вещи для душа, улыбка соскальзывает с моего лица. Мне в очередной раз напомнили о моем одиночестве.
В два быстрых больших глотка я приговариваю кофе и выбрасываю стакан. Незаметно пробираюсь в душевую, включаю воду. Делаю все машинально. Раздеться. Намылиться. Ополоснуться.
На миг я застываю, смотрю, как набирается в ладони вода. Вздыхаю и прижимаюсь лбом к холодному гладкому кафелю, горячая вода барабанит по спине. Мышцы расслабляются, я испытываю чувство облегчения, тепло и пар уносят напряжение из тела. Я наслаждаюсь душем, волшебство горячей воды окутывает меня, но мысли немилосердно кружатся в голове, клюют разум и сердце, будто стервятники.
Я счастлив, что у меня есть друзья. Люблю их, хотя они и засранцы. Я забочусь о них. Хочу их радовать. Только одно чувство мне не дает покоя: у каждого из них кто-то есть.
У каждого, кроме меня.
От зависти схожу с ума. Хочу забить на все. Мне бы, как Уорнер, стать неприступным как скала, или хотя бы взять пример с Адама, который нашел свое счастье в заботе о младшем брате, – но нет. Я – огромное кровоточащее сердце. Я теряю дни, заставляя себя не обращать внимания на свои желания. На то, что мне позарез нужно.
Может, звучит дико, но я знаю – я мог бы кого-нибудь полюбить. Чувствую это всем сердцем. Способность любить. Быть романтичным и влюбленным. Как будто это моя суперсила. Дар, точно.
А рассказать-то и некому.
Все считают меня шутом.
Я растираю ладонями лицо, крепко зажмуриваюсь и вспоминаю вчерашний разговор с Назирой.
Она сама ко мне подошла. Я вновь и вновь напоминаю себе.
Я к ней не подходил, ни разу. Даже не пытался с ней заговорить после того, как тогда, на пляже, она ясно дала понять, что вот ни капельки мной не интересуется. С другой стороны, у меня, похоже, не было никакой возможности после того поговорить с ней; после того, как весь мир обезумел. Подстрелили Джей, и все пошло наперекосяк, потом это дерьмо, в которое вляпались Уорнер и Джульетта, и вот – что имеем, то имеем.
Кроме того, прошлым вечером я с трудом пытался уложить в голове тот факт, что наша Верховная главнокомандующая приняла на грудь полпинты отменного виски, оставшегося от Андерсона, когда ко мне подошла Назира. Из темноты. Сразу после ужина – черт, ведь ее не было на ужине – и вот она возникла точно привидение, загнала меня в угол, едва я вышел из столовой. Буквально вжала меня в угол и спросила: правда ли, что я умею становиться невидимым.