Когда нас завели в класс и все стали занимать места, я выбрала себе сначала первую парту посередине, бабушка говорила, там сидят отличники. Но кто-то сказал: «Это мое место!» и я послушно ушла, потому что подумала, что опять ошиблась. И ушла с первой парты у окна — по той же причине. А вот на третью никто не претендовал, так что я забилась там в угол и испуганно отгородилась букетом. Который, конечно, надо было отдать учительнице!

Так с тех пор и пошло, что Кондратьева бестолковая мямля.
А уж когда в третьем классе мне выписали очки, тут-то и появился законный повод для дразнилок, а то на весь класс не было никого толстого или маленького. Здоровому детскому коллективу всегда нужен аутсайдер.

Если сейчас я дам слабину, меня тут же запихают обратно в мою экологическую нишу мямли и неудачницы. Нет уж.

Под сканирующими взглядами полутора десятков человек я прошла к своему месту у окна. Оно тянуло меня как магнитом. Теперь-то мне казалось, что это идеальная позиция: можно смотреть на школьный двор, можно повернуться спиной и видеть весь класс и при желании штора скрывает от орлиного взора учительницы.
На мгновение заколебалась перед тем, как сесть. Школьные стулья всегда цепляют колготки, это закон. Со времен моей учебы финансирование стало лучше, но закон есть закон — неровные края стула щерили зубы, готовые наставить мне зацепок.

Звезда я или кто?
Развернулась, бросила сумку и буклет на хищный стул, а сама уселась прямо на парту, закинув ногу на ногу. Платье тут же поползло вверх, еще больше открывая бедра, но я ослепительно улыбнулась и сама обвела всех оценивающим взглядом:
— Привет!

Их пристальное внимание ощущалось как щекотка. Хотелось елозить и почесываться. Внутри нарастала паника и кто-то маленький и испуганный бегал кругами в моей голове и верещал: «АААААА!»
Но снаружи я держала улыбку на идеально накрашенных глянцевых губах.
К счастью, большинство никак не могло оторваться от разглядывания моих ног. Зато теперь я могла сканировать их критическим взглядом и изображать строгую комиссию по оценке успешности жизни.
 
Это у кого тут животик через ремень переваливается и проплешинка на макушке отражает свет ламп?
Женя Протасов, наш плейбой! Был таким кудрявым светленьким мальчиком с голубыми глазами, как с картинки из детской книжки. В третьем классе все девчонки были в него влюблены! Я тоже, разумеется. До Ильи я добралась чуть позже.  

Память потихоньку распаковывает архивы, и плоские черно-белые фото потихоньку обретают цвет и объем, над ними шуршит неумолчный шепот историй, случившихся за десять лет, а за ними встают в очередь на воспоминания тени тех, кого пока здесь нет.

Вот этот сутулый усталый мужчина с кудлатой черной бородой, спускающейся на грудь был когда-то худым высоким растрепанным парнем с горящими глазами безумного ученого. Обожал теоретическую физику! Называл нас всех тупыми и недалекими, делая исключение только для тех, кто любил математику. Потому что физика, повторял он, — единственный язык, на котором с нами говорит мир. Если не учить физику, то рано или поздно скатишься во тьму Средневековья и будешь думать, что гроза гремит оттого, что Илья-Пророк ездит по небу на колеснице.

Коля. Коля Денисов, я вспомнила!
— Коль, а чего такой бородатый как моджахед? — я решила первой перейти в атаку. Раньше, чем кто-нибудь спросит, как у меня с мужем и детьми. — Или ты модный хипстер из барбершопа?
— Я священник, — пробурчал он.
— Да ладно?! — я так изумилась, что моя идеальная маска треснула.