И мы даже весьма дружно все делаем. Кир там что-то переливает и вливает, я читаю шаг за шагом, что и куда вливать, сама записываю результаты.

И мне как-то становится так хорошо, что он не рычит, не дерзит. Вот такого Кира я помню: сосредоточенного, слегка серьезного, спокойного.

А то в кого он превратился после нашего расхода… Меня угнетает такой Кир.

Хочется подойти к нему и прокричать в лицо: «Верни мне моего Воеводина! С которым я дружила! Верни, самозванец!»

— Малина, ты меня слышишь? — шипит над ухом Кир. — Где ты летаешь, блин?

Дергаюсь, вырываясь из задумчивости, и неаккуратно толкаю Воеводина в руку.

И словно в замедленной съемке смотрю, как на руку Кирилла выплескивается кислота. Кир матерится сквозь зубы. Вижу, что ему больно, но он сцепляет зубы и ставит пробирку на стол.

— Кирилл! — подскакиваю со стула. — Анна Владимировна, тут я Кирилла толкнула случайно.

— Господи, что у вас там стряслось?

Кирилл вскакивает с места и подбегает к раковине, засовывая руку под струю воды. Выдыхает.

— Воеводин, что стряслось?

— Нормально все. Жить буду.

Я зачем-то несусь за Кириллом и смотрю, как на руке появляется ожог.

— Тебе надо к врачу, Кирилл, — в голосе появляются истеричные нотки.

— Кать, – строго так, – не мельтеши, а!

Учительница подходит и сжимает губы при виде ожога на руке Кира.

— В медпункт, — указывает на дверь.

— Да все нормально со мной, — пытается отнекаться Кир.

— Так, Воеводин, не заставляй меня тебя сопровождать. Ожог кислотой — это тебе не шутки. Быстро. Так, Катя, сопроводи, чтобы никуда не срулил.

— Я не маленький, чтоб меня сопровождать, — цедит сквозь зубы, продолжая держать руку под водой.

Но я вижу, как его кожа краснеет.

Хватаю его за непострадавшую руку и тяну на выход. Кир что-то бурчит, но послушно тащится за мной. Но стоит нам выйти за пределы кабинета, выдирает руку.

— Иди в класс, я сам дойду.

Мотаю головой, за что меня награждают колючим взглядом. Но на этот раз я не отступлю!

Я виновата, и я притащу его к врачу, даже если мне придется закинуть его на спину.

— Иди в класс, Малина, я не маленький.

Снова хватаю его за руку.

— А ведешь себя как маленький.

Хорошо, что кабинет медсестры недалеко от класса, и не придется сражаться с Киром слишком долго.

— Прости меня, Кир. Я не хотела.

— Реально? — Кир приподнимает бровь, а я задыхаюсь от возмущения.

— Ты считаешь, что я специально тебя толкнула?

Кир пожимает плечами.

— Да кто тебя знает? Ты ж меня ненавидишь.

— Я ненавижу? — открываю рот от шока.

Это я-то ненавижу? Он ничего не путает?

— Ладно, Малина, уговорила. У нас это взаимно. — Распахивает дверь медпункта. — Здрасьте, можно? У меня тут химический ожог!

Задирает руку и трясет ею. Захлопывает дверь перед носом, но я не сопротивляюсь.

Мне главное, чтобы о нем позаботились и обработали руку, а я могу и снаружи постоять.

Кир проводит остаток урока у медсестры и выходит с перевязанной рукой. Косится на меня, словно ждет, что я ещё ему сделаю какую-то пакость.

Вскидываю руки.

— Ну давай, думай, что я способна специально навредить тебе только потому, что ты меня недолюбливаешь.

— А ты меня прям обожаешь? — огрызается Воеводин и потирает руку.

Морщится.

— Больно? — глупый вопрос, но он вылетает, прежде чем успеваю подумать.

— Нет, блин, приятно, — хмыкает Воеводин.

— Ой, да пошел ты, Кир! — разворачиваюсь и иду к классу. — Я с тобой нормально пытаюсь, а ты, как всегда, говнюка включаешь.

— С чего бы включаю? Может, я такой и есть? — скалится Кир, но зачем-то догоняет меня и хватает за руку. Тормозит, разворачивая лицом к себе. — Мы не договорили, Малина.