Пес наклонил голову, слушал Галдина и всем своим видом показывал, что полностью с ним согласен.
А старший лейтенант медленно вел машину по ночной деревне. Он внимательно всматривался в дорогу, чтобы не угодить в колдобину размером с его авто. Такого исключать было никак нельзя. Вокруг темнота непроглядная. Небо заволокли тучи, скрылись звезды.
Только в окне дальнего дома мелькнул свет. Туда Галдин и подъехал. Он остановил машину и с удивлением посмотрел на участок Дуневичей.
Забор, когда-то крепкий, поставленный еще в восьмидесятые годы, скособочился, одна секция завалилась. За ним непроходимые заросли какого-то чертополоха.
Да и дом выглядел весьма печально. Стены еще ничего, штукатурка с них не отвалилась, но они уже чуть покосились. Гараж поржавел. Ворота в сарай нараспашку. Когда-то семья держала там свиней и коз. С другой стороны были насесты для кур, загон для гусей. Скотины у Дуневичей было много даже после смерти отца. А сейчас у гостя возникло такое ощущение, что даже кошки в хозяйстве нет.
«Здесь определенно что-то случилось. А вот что? Это я сейчас и узнаю», – подумал Галдин и окликнул пса:
– Султан, рядом!
Они подошли к крыльцу.
Глава 2
Галдин постучал. В ответ тишина, причем какая-то гробовая. Этот дом казался Вадиму склепом. Он не мог понять, как Славик и Лена, отличавшиеся педантичной аккуратностью и трудолюбием, могли так запустить дом и участок.
Галдин толкнул дверь, взглянул на пса. Султан тоже посмотрел на него, но спокойно, не проявляя никакой тревоги.
Они прошли через сени. Дверь в комнату оказалась открытой. В ней горел свет, но никого не было. Бросалось в глаза запустенье, пыль на полу, смятые дорожки. На столе громоздились пустые бутылки и тарелки с объедками недельной давности. Банка из-под тушенки, переполненная окурками. Грязные шторы на окнах. Черт возьми, Вадим никак не ожидал увидеть здесь такой бардак.
– Эй, живые есть кто? – крикнул он.
– Приехал все ж таки, – донесся голос из левой спальни.
В комнату на инвалидной коляске въехал старший лейтенант запаса Вячеслав Дуневич. Его физиономия заросла недельной щетиной. Он был в рубашке далеко не первой свежести и мятых штанах.
Галдин остолбенел. Пес тоже напрягся, заскулил.
Дуневич же продолжал:
– А я что говорил? Не хрен тебе здесь делать, Галдин.
– Ты это, Славик… что произошло?
– Какое вам всем дело? Проваливай отсюда. Нет больше Славика Дуневича, да и Елены.
– Как это?
– Как? Каком кверху. Я же сказал, проваливай, а то ружье за шторой, влеплю дуплетом в черепушку, и все дела.
– Ты охренел, Славик? Это же я, Вадим.
– Нет, это ты охренел. Я же предупреждал.
Видок у Дуневича был не ахти. Сразу ясно, с перепоя. А вот похмелиться другу нечем.
– Ладно, свалю, если хочешь, но, может, по старой дружбе пропустим граммов по двести?
В глазах Дуневича промелькнул блеск жизни. До того они казались Вадиму мертвыми.
– А у тебя есть?
– Конечно. Я же в гости ехал.
– Давай.
– В машине. Сейчас принесу. Пес тут посидит. Ты не бойся, он не тронет.
– Я, Галдин, в этой жизни больше никого и ничего не боюсь.
– Ну да, я сейчас. Султан, сидеть, свои!
Вадим принес сумку. Потом он убрал со стола пустую тару, мусор, перестелил скатерть, выставил из сумки две бутылки водки, свежий хлеб, колбасу, паштет, шпроты.
Дуневич усмехнулся и заявил:
– Богато, смотрю, живешь, Галдин.
– Бывали времена, ты меня по имени звал.
– Когда-то бывало. Наливай.
– Один стакан вижу, где второй взять? Да и нож нужен.
– Сзади. В буфете у печки.
Галдин достал из буфета все необходимое, быстро порезал колбасу, хлеб, вскрыл консервы. Налил он не скупясь, по двести граммов. Дуневич схватил стакан и залпом выпил. Вадим тоже, но в несколько глотков. Хозяин дома занюхал водку рукавом рубахи, достал из внутреннего кармана дешевые сигареты.