Шейд Колби. Она положила ноги на стул, на котором сидела Мария. Стоило признать, работы Колби достойны восхищения. Они настолько ей нравились, что она даже потратила неприличную сумму на сделанный им снимок лос-анджелесской улицы, хотя была очень ограничена в средствах. Потом изучала фотографию, пытаясь уловить и понять приемы съемки и печати. Изображение было атмосферным, серым, сумрачным. Но Брайан почувствовала в нем не безнадежность, а стойкость и выдержку. Правда, восхищаться фотографиями Колби и работать с ним – это не одно и то же.

Они жили в одном городе, но вращались в разных кругах. Точнее, Шейд Колби почти нигде не вращался, будучи сам по себе. Она встречала его на нескольких приемах, но они так и не познакомились.

Она помнила, что он очень интересный субъект. Немного усилий – и Брайан смогла бы передать в фотографии ту атмосферу отрешенности и приземленности, которая окружала его. Возможно, если оба согласятся на задание, такая возможность представится.

Трехмесячное путешествие. Брайан еще многого не видела в Штатах, и ей предстояло сделать немало снимков. Задумавшись, она вытащила из заднего кармана шоколадный батончик. Ей нравилась идея сделать фоторепортаж об Америке. Сезон как срез жизни. А если разбавить это работами Шейда, сколько всего удастся рассказать!

Она любила снимать портреты. Берешь известное лицо, состоявшуюся личность, особенно здорово, если человек всем хорошо известен, и ищешь то, что скрывается за фасадом. Невероятно интересно! Кому-то такая работа может показаться однообразной, но Брайан так не считала. Она могла запечатлеть уязвимость железной рок-леди и комичность величественной мегазвезды. Показать что-то неожиданное, новое. В этом она видела задачу фотографии.

Теперь можно проделать то же самое с целой страной. «Люди, – подумала Брайан, – невероятно много людей».

Она хотела этого. Даже необходимость делиться профессионализмом, весельем и открытиями с Шейдом Колби не смущала ее. Брайан откусила от шоколадного батончика. У него репутация эксцентрика, склонного к уединению. И что с того? Три месяца можно потерпеть кого угодно.

– От шоколада все становятся толстыми и уродливыми.

Брайан посмотрела вверх, это в зал вернулась Мария. От пота не осталось и следа. Теперь она выглядела так, как в представлении людей должна выглядеть прима-балерина – затянутая в шелк, усыпанная бриллиантами, спокойная, собранная. И прекрасная.

– Он поднимает мне настроение, – возразила Брайан. – Ты потрясающе выглядишь, Мария.

– Да. – Балерина провела рукой по шелку, ниспадавшему на бедро. – У меня работа такая. Ты еще не закончила?

– Хочу проявить пленку. Завтра же отправлю тебе несколько пробных отпечатков.

– А это твой ужин, надо думать.

– Только закуска, – Брайан набила рот шоколадом. – Я заказала пиццу.

– С пепперони?

Брайан улыбнулась:

– Со всем.

Мария прижала руку к животу:

– А я ужинаю с хореографом, он настоящий тиран, а значит, я почти ничего не съем.

– Зато у меня будет газировка вместо шампанского. Всем приходится чем-то жертвовать.

– Если мне понравятся снимки, я пришлю тебе целый ящик.

– Шампанского?

– Газировки. – Мария засмеялась и ушла.

Спустя час Брайан развесила негативы для просушки. Нужно, конечно, напечатать пробные экземпляры, но и так понятно, что из сорока кадров, скорее всего, удались не больше пяти.

Когда в животе заурчало, она посмотрела на часы. Пицца заказана на семь тридцать. «Вовремя закончила», – подумала Брайан и вышла из темной комнаты. Нужно поесть, затем выбрать снимок для глянцевого журнала из фотосессии Мэтта. К тому времени, когда Брайан найдет подходящий кадр и закончит работать с ним, высохнут негативы Марии. Она принялась искать на столе нужную папку среди двух дюжин других (вот такая система хранения). В дверь студии кто-то постучал.