– Так точно, – опять не своим, сдавленным голосом ответил Лебедев.

– Вот так… – наливаясь кровью, сердито бросил командующий. – У разведчиков – так точно. У контрразведчиков – так точно. Меня командующий фронтом каждые три часа греет, и я – так точно, а… – Генерал плохо знал немецкий и потому сказал по-польски: – Вшистко в пожонтку[2].

В горнице стало неприятно тихо, и как раз в эту минуту в нее заглянул первый ласковый золотисто-алый луч солнца. Он высветлил дорожку-дерюжку у ног майора, потом передвинулся и окреп. Член Военного совета обогнул майора и спросил у него:

– У вас какой пистолет?

– Вальтер.

– Мода? Или бьет лучше?

Командующий и полковник уставились на майора, ожидая ответа на вопрос, вероятно ненужный в этой обстановке, но решающий что-то очень важное, касающееся и майора, и всех, причастных к этой печальной истории.

– Пожалуй, мода.

– После того как увидели свет фар и поняли, что к чему, пистолет вынимали?

Лебедев побледнел. Это увидели все, потому что луч солнца стал ослепительнее. Но все увидели еще и то, что майор строен и красив. Красив мужественной, не слишком броской красотой. И еще, что он чуть-чуть пижон. Даже не пижон, а отличается тем особым шиком, который приобретают кадровые офицеры, служащие в крупных штабах. Все на нем сидело как влитое, в то же время так свободно, что не мешало движению его худощавого сильного тела. Даже фуражка, надетая самую малость набекрень, и та казалась особенно красивой, ни на какую другую фуражку не похожей.

– Была… мысль, – выдохнул Лебедев.

– Ну что ж… Все правильно… – Член Военного совета вздохнул и опять вышел на свой маршрут.

– Товарищ командующий, – не шевелясь произнес контрразведчик, – разрешите задать несколько вопросов майору Лебедеву?

– Вопросы, вопросы… Что в них толку?! Зюзин погиб – вот что обидно!.. Задавайте.

– Товарищ майор, вы женаты?

– Так точно!

– Детей у вас двое – мальчик и девочка?

– Так точно.

– Семья в эвакуации, в Абакане?

– Так точно.

– Скажите, а связей здесь – я имею в виду интимные связи – вы не заводили?

– Никак нет.

– Верю. Но, может быть, вы все-таки знаете Евдокию Петровну Рожкову?

Майор покачал головой:

– Никак нет.

– А телефонистку на армейском тыловом обменном пункте?

– А разве там есть телефонистки?

– Вам как разведчику это нужно бы знать. Не знаете?

– Никак нет. Виноват.

– Пока что вины не вижу.

Голос полковника – тусклый, ровный – заставлял напрягаться, и Лебедев не сводил глаз с той папки, которая лежала под рукой полковника. А он, как назло, медленно открыл ее, не торопясь вытащил лист бумаги, проглядел его, да еще и потряс, словно пробуя на вес. Потом протянул Лебедеву и предложил:

– Читайте вслух.

Лебедев шагнул вперед, принял этот листок осторожно, с опаской и в то же время с готовностью, и уже открыл было рот, чтобы произнести первое слово, но запнулся и посмотрел на полковника.

– Читайте, читайте. Это может оказаться и чепухой.

Лебедев пожал плечами и, откашлявшись, начал читать:

– «Приветик, Маша. Дождик прошел?» – «Какой там дождь – попрыскало, и все! А у тебя как? Сказала ему?» – «Ему скажешь! Примчался, машину бросил и убежал. Прибежал, веришь, на нем лица нет. Мне даже страшно стало». – «Наверное, опять неприятности». – «Да, у них служба такая…» – «Так и уехал?» – «Ага». – «И все равно довольно тебе мучиться – он не идет, сама намекни». – «Не знаю, веришь, как увижу, так ноги подкашиваются». – «Вот дура! Неужели рядом других нету?» – «Мало ли других… Слушай, Маша, пришли еще огурчиков. Такие огурчики! И еще, может, капустки». – «Чтой-то тебя, девка, на кисленькое потянуло. Одного любишь, а с другим…» – «Перестань, Машка. Я ж влюбленная». – «Когда ж теперь опять появится?» – «А он как ясный месяц: если у них операция – покажется, а нет – скроется. А я сохну». – «Ох и дура ж ты». – «А ты на моем месте?» – «Так и я ж, наверное… Присылай своего Ванечку, я у хозяйки и огурцов и капусты выпрошу. А если пришлешь старухе полотенцев – она и на соленые помидорчики раскошелится». – Майор растерянно огляделся и доложил: – Все.