боятся открыто противостоять его высокопреосвященству, а вот втихомолку распространять гаденькие стишки как раз способны. У нас в Париже имеются два таких опасных салона. Один держит госпожа маркиза де Рамбуйе. Вы наверняка о нем слыхали, это бывший отель Пизани, теперь его так и зовут – отель Рамбуйе, он поблизости от Лувра. Маркиза собирает там философов, аристократов и поэтов. Заметьте: поэтов! А второй, второй… хм… Что вы знаете о Нинон де Ланкло?

– Видел ее несколько раз. Редкая красавица! – честно сказал Анри.

– Красавица и умница, – добавил наставительно отец Жозеф. – Но любовников меняет чаще, чем чулки, и рада всякому, кто объявит себя вольнодумцем. Хотел бы я, чтобы сочинитель оказался гостем ее салона!.. Да, еще этот чудак Бийо…

– Бийо?! Но, святой отец, с чего бы ему сочинять пакости про его высокопреосвященство? – искренне удивился де Голль. – Он ничего не видел от господина кардинала, кроме добра!

– О, делать добро – это лучший способ нажить себе врага, – вздохнул капуцин. – А Бийо обиделся на весь Париж и сбежал. Где он теперь бродит – неведомо. Было бы хорошо, если бы вы, господин де Голль, заодно и его отыскали…

Эта «пропажа» была родом из Невера. Столяр, самостоятельно освоивший грамоту, поэт-самоучка, Бийо своими разухабистыми виршами в народном духе и застольными песнями сумел угодить неверскому дворянству, стал известен. У него появились знатные покровители, привезли самоучку в Париж, представили кардиналу Ришелье. Тот отнесся к поэту благосклонно, даже назначил ему пенсион. Вскоре Адана Бийо парижане прозвали «Вергилий с рубанком». Ничего обидного в прозвище не было: и насчет рубанка – чистая правда, и сходство с Вергилием кто-то ухитрился усмотреть. Но столяр надулся, на шутки знатных господ стал огрызаться.

Анри не знал, что Бийо, которого часто приглашали в Пале-Кардиналь, исчез. Но, если сбежал, вполне мог свою обиду на Париж выместить стихотворным образом. И наверняка найдутся господа, которые станут его подзуживать: «А напишите-ка, мэтр Адан, еще куплетик, а давайте вместе посмеемся над стареньким кардиналом, которому все еще неймется!..»

– Есть еще одна особа, которая по зловредности затмит и салон де Рамбуйе, и салон де Ланкло, и всех прихлебателей королевы-матери, – помолчав, сказал отец Жозеф. – Шевретта… Не понимаю, как только ее духовник дает ей после исповеди отпущение грехов?!..

– Да, святой отец, – согласился де Голль. – Наслышан про эту даму. Такая может заплатить любому поэту…

– И отнюдь не деньгами, сын мой! Как же наша молодежь до сих пор не поймет, что постель Шевретты – прямая дорога в тюрьму, в изгнание или на эшафот?..

В эту минуту в боскет неожиданно заглянул юноша лет четырнадцати в костюме пажа, увидел отца Жозефа и часто-часто заморгал.

– Простите, святой отец, – пробормотал, кланяясь.

– Вас прислали за мной, Франсуа?

– Нет, святой отец, – ответил паж кардинала. – Мы все ищем кота. Его высокопреосвященство приказал, чтобы без кота не возвращались.

– И кто же пропал? – осведомился капуцин.

– Портос, святой отец. Этого кота в прошлом году господин де Пейрешем привез в подарок его высокопреосвященству из Московии. Все время убегает…

– А! Помню: огромный пушистый зверь дымчатой масти… Нет, дитя мое, здесь кот не появлялся. Ищи его в других местах. Итак, господин лейтенант, вам осталось только получить деньги на расходы и расписаться в ведомости, – заключил отец Жозеф, поднимаясь и потирая поясницу.

– Святой отец, – собравшись с духом, сказал Анри, – не сердитесь, но… я вряд ли смогу выполнить столь деликатное поручение. Меня не примут в отеле Рамбуйе – я не герцог и не стихоплет. А в салоне мадемуазель де Ланкло я тоже, пожалуй, буду нежеланным гостем, ибо не гожусь в любовники этой девице.