И только он опустил взгляд, чтобы посмотреть на мармышкины руки, как лифт, душераздирающе бряцнув, вздрогнул и остановился.

— Ёпсель-мопсель… — пробормотала соседка. — Вот же свезло так свезло… Надеюсь, он сейчас заработает… в качестве новогоднего чуда…

Андрей в чудеса вообще не верил, в том числе и новогодние, поэтому сразу пошёл и нажал кнопку вызова диспетчера.

Оттуда послышались… музыка и звяканье посуды.

— Фейспалм, — мармышка хлопнула себя ладонью по лбу. — Они там уже отмечают…

— Да-да! — гаркнула в динамик какая-то явно не очень трезвая женщина. — Слуш-шаю!

— Мы тут в лифте застряли. — Андрей старался говорить погромче: музыка и звяканье усилились. — Пионерская шесть, первый подъезд. Грузовой лифт. Вытащите нас, пожалуйста, нам тоже хочется Новый год нормально встретить.

— Ща! Ща всё будет! Ждите, ща вынут! — пообещала диспетчер и отключилась.

В лифте повисла печальная тишина.

— Можно начинать делать ставки, — сказала мармышка нарочито бодрым голосом, расстёгивая куртку. Потом сняла её и бросила в угол — туда, где было чище всего. — Успеют до Нового года или не успеют.

— Не успеют. — Андрей сделал то же самое, прекрасно понимая, что за то время, пока их будут вытаскивать, он тридцать раз вспотеет, и мрачно прислонился к лифтовой стене. — Они бухие там все сейчас. Даже дорогу не найдут, заблудятся.

— Ну-у-у, — соседка задумчиво почесала смешной остренький носик, — я буду надеяться на…

— Новогоднее чудо? — насмешливо переспросил Андрей.

— Не. На то, что кто-нибудь из этих суперспасателей в завязке. Или трезвенник.

— Скорее язвенник.

— Можно и так. — Мармышка залезла одной рукой в пакет и достала оттуда крупный мандарин. — Мандаринчик будете?

— Нет.

— А я съем, если не возражаете.

И она принялась бодро чистить свой «мандаринчик» маленькими пальцами с аккуратно подстриженными ногтями.

4. 4

Аня

Хмурый какой-то этот сосед снизу, неприветливый. Хотя красивый, это да. Почти как Олег, только Олег — высокий блондин, а этот — высокий брюнет.

Впрочем, если бы я постоянно сверлила, я тоже была бы неприветливой.

— А что ёлку так поздно купили? — поинтересовалась я, жуя мандаринчик. — Забыли?

— Нет, — ответил мой «дятел снизу». — Я ремонт делал. Ставить ёлку, когда дома хаос и грязь, не лучшая идея. Вчера закончил, сегодня купил.

— О! — я обрадовалась. — Так вы больше не будете сверлить?!

Он усмехнулся, как мне показалось, мстительно.

— Буду.

— Почему? — я надулась.

— Ну, мне может понадобиться собрать мебель или что-нибудь повесить…

— Ясно. Короче, всегда найдётся, что посверлить, — заключила я грустно. И тут он вдруг выдал:

— Могу сказать, что цоканье когтей вашего пса по ламинату раздражает не меньше дрели.

Я оторопела.

— А вы слышите?!

— Конечно! — сосед фыркнул. — Особенно в пять утра. Что вы вообще делаете в пять утра, что он за вами ходит по всей квартире?!

От неожиданности я так растерялась, что ответила чистую правду:

— Писаю…

У соседа вытянулось лицо.

— Что?!

— Писаю! — я засунула в рот ещё дольку мандаринчика и продолжила: — Я на ночь пью чай и около пяти часов начинаю хотеть в туалет. Поэтому встаю и писаю!

Сосед поморгал. Глаза у него, кстати, были красивые — чёрные такие, с пушистыми ресницами. Любая женщина позавидует!

— А вы не пейте чай на ночь! — заявил мне этот… смазливый перфоратор. — Зачем вы пьёте чай на ночь?

— Хочу — и пью! — отрезала я.

Олег тоже вечно бухтел, что нечего на ночь «напиваться». А я, если чай не пью — просыпаюсь через два часа от дикой жажды. Лучше уж пописать под утро, чем полночи маяться от сушняка.