– Скажи это по-английски, – буркнул Косой.

Макси со смехом пояснил мои слова:

– Это значит, что они родились такими в животе своей матери.

– Слушай, Лапша, – сказал Хайми. – Откуда ты знаешь все ответы? Это что, тоже врожденный фактор?

– Косой, я охотно тебе отвечу. Я родился с такими же мозгами, как все, – улыбнулся я. – Но все время развивал их чтением. Я открою тебе один маленький секрет.

Благодаря тому, что я читаю книги и знаю то и это, вы все считаете, что башка у меня варит, верно?

– Котелок вместо башки, – засмеялся Косой.

– Ладно, не перебивай. Значит, если сравнивать меня с вами, то есть с людьми, которые ничего не читают, получается, что я знаю все ответы на все вопросы, так?

– Ну и что из этого? – спросил Хайми.

– Дело в том, – продолжал я, – что по сравнению с другими людьми, которые читали гораздо больше меня и имеют настоящее образование, я, недоучка, нахожусь в том же положении, что и вы. Вот и выходит, что все относительно.

– Как у Эйнштейна? – предположил Патси.

– Вот именно. Как в теории относительности Эйнштейна.

– Значит, ты признаешь, что ты не самый умный парень на свете? Не как Эйнштейн? – спросил Косой.

– Да, – согласился я скромно. – Среди самых умных парней на свете я второй после Эйнштейна.

– Ладно, кончайте это, – сонно сказал Макси.

Мы посидели еще немного времени и перешли в другую комнату, где нас помыл служащий.

Потом Макси минут на десять удалился в офис Латки. Выйдя оттуда, он кивнул нам:

– Все в порядке, мы договорились.

После этого мы разошлись по отдельным комнатам. Я забылся тяжелым сном.

В семь тридцать Макси негромко постучал в мою дверь и тихо сказал:

– Просыпайся, Лапша. Пора вставать.

Я сразу вскочил с постели. В голове стояла муть. Наверное, на меня все еще действовал наркотик. Странно, еще совсем недавно, сидя в парилке, я чувствовал себя совершенно трезвым. А теперь меня снова повело.

Мы быстро оделись и украдкой вышли на улицу через черный ход. Никто нас не видел.

Мы направились к заведению Йони Шиммеля на Хьюс тон-стрит, чтобы слегка позавтракать.

Над Ист-Сайдом уже висело утреннее солнце. Деятельные домохозяйки вывешивали из окон простыни и одеяла, чтобы проветрить их на воздухе. Одна из женщин голосила с верхнего этажа:

– Эй, мороженщик! Мороженщик, эге-гей, мороженщик!

Мороженщик остановил свою лошадь и прокричал в ответ:

– Да, леди?

– Пришлите мне сюда наверх большой кусок льда, центов так на десять, хорошо, договорились?

– Договорились, леди.

Мусорщики уже выгружали в свои телеги вонючие отбросы и с грохотом выбрасывали пустые баки назад на мостовую.

Дверь многоквартирного дома распахнулась настежь, и оттуда вылетел молодой парень.

Он скатился по ступеням. Наверху открылось окно, и оттуда высунулась женщина, вывесив наружу свои большие груди.

Она прокричала вслед убегавшему мальчишке:

– Джейк, Джейк, дорогой мой! Хорошо веди себя сегодня в школе и будь умным мальчиком.

Парнишка, не снижая скорости, ответил через плечо:

– Я буду хорошим… на том свете.

Изможденные мужчины средних лет, выглядевшие явно старше собственного возраста, тащились к своим лавкам. Пустая банка из-под сардин, вылетев в окно, едва не попала в голову отправлявшегося на работу мужа. Его воинственная жена высунулась из окна и заорала ему вслед:

– Lieg in dred, Yankel! A broch zu dir![8]

Он ответил ей очень коротко:

– Yenta[9].

Словно очаровательные цветы, выросшие из мокрой грязи, из темных, сырых и зловонных зданий выходили кокетливо одетые девушки, готовые начать новый трудовой день во всем блеске своей юности и свежести.