Его рот, да и вообще всё лицо, презрительно кривится, будто смотрит на кучу гниющего зловонного мусора. Никогда не видела его таким… жутким. Даже вырываться перестала. За что он так? В чем я виновата?

Мысли путаются. Веки щиплет от подступивших слез. Кожа под волосами уже горит, но этот урод не ослабляет хватку. А самое обидное, что я абсолютно не догадываюсь, о чем он, но так напугана и шокирована его неожиданной выходкой и непонятной яростью, что слова вымолвить не получается. Даже перестаю отбиваться. Только бессмысленно хлопаю глазами, в ужасе на него таращась.

– Оу, Андрюха, – вдруг слышу за спиной: – Чем это вы тут занимаетесь?

Я тотчас узнаю голос Кривошеина из параллельного и делаю резкий рывок, пытаясь вскочить, но тут Исаев разжимает кулак, выпуская волосы, и сам меня отталкивает.

– Пошла на хрен, – выплевывает он зло, а я, теряя равновесие, едва не заваливаюсь набок, но в последнюю секунду успеваю отставить руку и опереться о пол.

Наконец встаю. Перед глазами всё плывет, по щекам струятся слезы, в ушах бухает пульс. Схватив сумку, я опрометью вылетаю из гардероба под глумливый смех Кривошеина.

– Ну ты, Андрюха, жжешь. А чего злой такой? Обломал я вас, что ли? Ну, сорян.

– Завали, а, – огрызается Исаев.

А больше я ничего не слышу. Бегу прочь, уже и не пытаясь сдержать плач. Мало того, что этот подонок меня унизил и обвинил черт знает в чем, так еще и тупой пошляк Кривошеин всё извратил на свой лад, а это чревато новыми сплетнями. Проклятая школа!

Я врываюсь в уборную, выстуженную и пропахшую хлоркой. Закрашенное белой краской окно распахнуто, а подоконник уже успело немного припорошить снегом. Но я не чувствую холода, хоть меня и знобит.

Хорошо ещё, что тут нет никого. Не хочу, чтобы меня видели зареванной. Не хочу давать лишний повод для насмешек. О том, чтобы пойти на урок, и речи быть не может. Куда я в таком виде?

За прогул мне, конечно, влетит от классной по полной программе, я и так на плохом счету. А в ее личном списке худших учеников я наверняка на почетном первом месте.

Не скажу, что совсем уж без причины – характер у меня все же так себе, ну и язык иногда стоило бы поменьше распускать, но и она – редкостная стерва.

Кто сказал, что молоденькие училки добрые и понимающие? Вранье. Вероника Владленовна – самая молодая среди учителей, в прошлом году закончила пед, но такой злобной дуры ещё поискать. А главное, у неё сплошь двойные стандарты.

Например, эта лицемерка многое спускает тому же Исаеву, на его выходки смотрит сквозь пальцы и флиртует с ним так, что стыдно становится.

С другими парнями из класса Вероника Владленовна не так мила и кокетлива, как с Исаевым, но тоже вполне благосклонна. Ну а со мной она прямо как настоятельница монастыря – толкает правильные речи с видом скорбной добродетели и чуть что – устраивает мне показательную порку. У нас с ней взаимная антипатия.

Но сейчас плевать на неё. Меня больше тревожат угрозы Исаева. Потому что это его «напросилась» прозвучало как самая настоящая угроза. Только вот куда уж хуже. Он и так превратил мою жизнь в кромешный ад…

Кое-как я приглаживаю растрепанные волосы и на всякий случай запираюсь в кабинке. Минуту-другую ещё всхлипываю, шмыгая носом и подбирая слезы рукавом, и постепенно успокаиваюсь.

Сказал бы мне кто-нибудь полгода назад, что я, Даша Стоянова, по признанию бывшего одноклассника, самая популярная и симпатичная девчонка зареченской средней школы, стану изгоем… да я бы решила, что у человека фантазии на грани бреда. Я бы попросту расхохоталась. Там, в Зареченске, парни за мной бегали, а я ещё нос воротила. Да и девчонки набивались в подруги… А здесь я – пария. Аутсайдер. Изгой.