– Прошу, – торжественно произнес он, галантно пропуская меня вперед.

Я переступила порог, а Субботкин зажег свет.

– Ты пока осматривайся, я мигом, – выпалил он и покинул квартиру прежде, чем я успела что-то ответить.

Разувшись, я прошла в одну из комнат. Их в квартире было две. В гостиной действительно стояла старая швейная машинка «Зингер», заботливо накрытая велюровым покрывалом с выцветшими рюшами некогда золотистого цвета. Мягкая мебель с декоративными подушками, вышитыми, кажется, вручную, солидный сервант с коллекцией хрусталя и фарфора и даже кресло-качалка у окна.

Я направилась в спальню. Здесь по центру располагалась широкая кровать, платяной шкаф и огромный дубовый письменный стол, над которым висели книжные полки. Места для фолиантов на них Глафире Дмитриевне явно не хватало: часть из них были аккуратными стопками составлены на широком подоконнике.

– Ну как? – услышала я голос внезапно возникшего за спиной Субботкина.

– Да ты богатый наследник, – улыбнулась я.

– Пойдем в кухню, – предложил он, а я заметила в его руке увесистый пакет. – В доме на первом этаже гастроном, открыт до десяти вечера, – пояснил он.

– Мы же поели, – напомнила я, имея в виду нехитрый перекус в его кабинете.

– Так впереди завтрак.

– И то верно.

– Кстати, на балконе полно консервации. Бабуля успела кое-что заготовить. Особенно рекомендую маринованные помидоры. Пальчики оближешь!

Субботкин включил в сеть холодильник, а я открыла дверь, ведущую на небольшую застекленную лоджию. Здесь на стеллаже вдоль стены действительно стояли ряды стеклянных банок с разнообразным содержимым.

– Я и картошечку купил, – доносился из кухни голос Виктора. – И масло!

– Спасибо, – улыбнулась я, прикрывая за собой дверь.

– Ты такое ешь вообще? – настороженно поинтересовался он.

– Я все ем, – заверила я. – Детдомовские, как правило, привередливостью не отличаются.

– И то верно, – невесело согласился он.

Утром я порадовалась тому, что захватила с собой из дома не только смену белья, но и чистую рубашку. Отгладив ее с помощью тяжеленного утюга, я оделась и отправилась в контору к Субботкину. Он порывался заехать за мной, но я заверила, что справлюсь сама. Тем более что автобусная остановка находилась прямо у входа в гастроном.

Сегодня в отделении было многолюдно. Сотрудники сновали туда-сюда, у кабинетов сидели в ожидании своего часа посетители, миниатюрная уборщица в затертом фартуке ловко размахивала шваброй, увенчанной серой тряпкой не первой свежести.

– Татьяна, – радостно выпрыгнул со своего рабочего места Виктор, завидев меня на пороге. – Как спала?

– Роскошно, – призналась я. – Глафира Дмитриевна знала толк в хорошей постели.

– Спала при этом по три-четыре часа в сутки, – усмехнулся Субботкин. – Все работа да работа…

– Это у вас в крови, – заметила я. – Есть новости?

– К сожалению, – развел он руками. – С тобой Анастасия хотела переговорить. Помнишь ее?

Эффектную высокую брюнетку со слишком дорогой, как мне тогда показалось, для следователя сумкой я помнила очень хорошо. С ней Виктор нас познакомил, когда я помогала в расследовании дела, которое привело нас с коллегами в этот город. Привело нас, а отправили сюда, разумеется, меня. Я даже успела побывать в этих стенах на празднике в честь дня рождения Анастасии. Девушка умела произвести впечатление, а потому в памяти ее образ сохранился очень хорошо.

– О чем она хочет поговорить? – уточнила я.

– О Ефременко.

– Анастасия занимается ее исчезновением?

– Да все мы тут им, так или иначе, сейчас занимаемся, – ответил Субботкин с печалью в голосе. – Настя с Аннушкой приятельствовали, делили кабинет.