На самом деле мне страшно. Я боюсь остаться и родить здесь, боюсь сойти с ума, так и не увидев ни воли, ни ребенка.

-Мы обязательно выберемся отсюда, - я глажу себя по животу, пытаясь ощутить хоть что-то, врезаясь в его плоскую поверхность пальцами, - нам только и нужно, что потерпеть.

***

-Я хочу знать какой срок.

Впервые, я позволяю себе это - схватить одного из врачей за рукав. Правда, тотчас же выпускаю, отшатнувшись от холодного блеска глаз, которым меня наградила эта докторша.

-Вы же женщина и должны понимать меня!

Она единственный врач женского пола на этом судне и я бы не заподозрила ее в этом, такую несуразной, андрогинной была ее внешность, если бы не духи, аромат которых я уловила когда-то. Шанель под номером пять.

-Не понимаю, - цедит она сквозь свою маску. - Поняла бы, если бы вы спрашивали другое, но никак не срок.

Я киваю и отхожу от нее. Все ясно без дальнейших объяснений. Для нее мой интерес и метания не стали тайной за семью печатями и она уже презирает меня за это. Знавала я таких людей и их, как правило уже ни в чем не переубедить.

-Мне нужно знать срок, - повторяю я со всем терпением на которое способна, - я не прошу вас провести генетическую экспертизу.

Мне не нужно снисхождения. Мои поступки - это моя жизнь и ничего плохого я в ней не сделала. Хочется добавить еще кое-что. Ругательство! Назвать эту старую суку... Нет.

-Одиннадцать недель, - говорит она мне, перед тем как выйти.

Я поспешно оборачиваюсь, успев поймать взглядом край белоснежного халата, слышу, как срабатывают гидравлические замки двери и отворачиваюсь.

-Спасибо, - я потираю изгиб руки. Прикосновение саднит, отзывается болью чуть ли не до предплечья. Там сплошной, все никак не проходящий синяк из-за бесконечных заборов крови.

Я растеряна и мой плоский живот заставляет меня сомневаться в сказанном.

“Одиннадцать недель? Одиннадцать?!”

Я считаю, когда же это все началось. Выходит, что все очень даже правильно и я умудрилась залететь в тот самый день, когда угрожала Джейку клубникой. Или в последующие два-три дня.

-Я и правда везучая, - говорю я себе, усевшись на пол и уставившись перед собой.

Я знаю, что такое бывает, но в шоке вовсе не поэтому. Что, если бы мы собрались на юг позже, в марте, например? Все бы случилось вот так как сейчас - я бы плохо чувствовала себя и теряла вес. Джейк бы не решился, он бы отказал мне в этом путешествии!

Наверное...

Да и черт бы с ним! Наверное, мы бы справились, если бы не Карен и Дерек.

“Но ты ведь понимаешь, почему женщины не стремятся рожать детей в таких условиях?” - слышу я, как наяву слова Рафаэля в том ангаре.

Я выдыхаю, склонив голову в коленях. Передо мной проносятся картинки воспоминаний. Я вижу Паоло и Лизу вылезших из колодца, до смерти напуганных и истощенных. Я вижу тот шарф на заборе. Я вижу лицо Карен и ее жадный интерес к тому кого я выберу.

“Эти люди не знают ни жалости, ни сострадания!”

Меня бьет мелкая дрожь. Мне все еще страшно - этот ребенок не будет похож на всех остальных. Я уже сейчас в ужасе, ведь то, что я скрываю от этих людей скоро станет известно им. Но не в этом самый страшный кошмар. Он в том, что они не оставят его мне и, скорее всего не оставят в живых.

Я должна что-то придумать! Вот только что?

7. Гл. - 4.1

ЧЕРНОВИК

Гл. - 4

-Сколько вас было?!

-Трое.

-А когда вы уходили из Манхэттена?

-Четверо.

Вопросы задаются, то с одной, то с другой стороны. В этот раз в камере для допросов слишком светло, так что режет глаза и хочется закрыть их с непривычки.

-Что заставило вас покинуть остров с такой поспешностью?